Мальчуган - [11]

Собственно говоря, я сам накануне вечером попросил его купить чаю, но такой горький, как этот, мне не нравился. Выпьешь чашку – и в животе делается нехорошо. Я заметил хозяину, чтобы он впредь не покупал горький чай.

– Слушаюсь, – ответил хозяин и нацедил себе еще чашку: чай-то чужой, вот и пьет сколько влезет!

Наконец, он откланялся, и я, подготовившись к завтрашним занятиям, сразу же лег спать.

И вот началось: изо дня в день я ходил в школу и занимался там по распорядку, и изо дня в день, как только я возвращался домой, появлялся хозяин и говорил: «Заварю-ка чайку!» Через неделю я уже знал, что творилось в школе, и достаточно познакомился с хозяйской четой.

Я стал присматриваться к другим преподавателям. Оказалось, с тех пор как они подержали в руках приказ о моем назначении, в течение недели, а то и месяца, их очень беспокоило, какое у меня сложилось о них мнение – хорошее или плохое? Меня же мысли о моей репутации ничуть не тревожили. Случалось, что в классе я допускал какой-нибудь промах и на какой-то момент становилось скверно на душе, но проходило полчаса, и это ощущение исчезало бесследно. Такой уж я человек: может, и хотел бы, да не могу долго волноваться. Как ученики воспринимают мои ошибки в классе, как на это реагируют директор и старший преподаватель – на все мне было ровным счетом наплевать. Я не был слишком самоуверенным человеком, но характер у меня был такой, что я иной раз мог поступить и очень энергично. Я решил, что, если эта школа мне не подойдет, я сразу же уйду куда-нибудь в другое место, и поэтому нисколько не боялся ни «Барсука», ни «Красной рубашки». Тем более я не заботился о том, чтобы угождать каким-то мальчишкам в классе или подлизываться к ним.

Школа меня устраивала, но вот о квартире этого нельзябыло сказать. Если бы хозяин приходил только чай пить, это еще можно было бы терпеть, но он приносил с собой разные вещи. То, что он показал мне в первый раз, по всей вероятности были заготовки для личных печатей [14], хозяин разложил передо мной их штук десять и предложил:

– Покупайте. Три иены за все, недорого.

– Что я, какой-нибудь бродячий художник, что ли? – возразил я. – Мне эти вещи ни к чему!

Тогда в следующий раз он принес какэмоно [15] с цветами и птицами, работы не то Кадзана, не то еще кого-то там. Он сам повесил картину в токонома.

– А ведь здорово!… – сказал он. – Не правда ли?

Я сделал вид, что мне нравится, и вежливо отозвался:

– Н-да… пожалуй…

Тогда он пустился в разъяснения:

– Видите ли, есть два Кадзана: один из них – это Кадзан, и другой – Кддзан, а эта картина – она работы этого Кадзана.

Высказав этот вздор, хозяин стал наседать:

– Купите! Только для вас отдаю за пятнадцать иен!

– Денег нет, – отказывался я. Но он не унимался:

– Денег нет? Отдадите, когда вам будет угодно.

– И были бы деньги, все равно не купил бы! – наконец, сказал я, и только тогда удалось от него избавиться.

В следующий раз он приволок большущую плитку для растирания туши, величиной с кровельную черепицу.

– Это танкэй [16], – объявил он.

Хозяин так важно два «ли три раза повторил это слово, что я, шутки ради, спросил:

– А что это такое – танкэй? Он сразу же начал рассказывать. – Танкэй, – сказал он, – бывает из верхнего слоя, из среднего слоя и из нижнего слоя. Теперешние все – из верхнего слоя, но эта плитка, наверно, из среднего слоя. Поглядите на ее пятнышки: их у нее три. Это большая редкость. И тушь на ней хорошо растирать. Попробуйте, пожалуйста! – совал он мне под нос огромную плитку.

– А сколько она стоит? – полюбопытствовал я.

– Видите ли, эту вещь привезли из Китая, и ее владелец говорит, что непременно хочет продать ее, поэтому можно отдать вам по дешевке, за тридцать иен.

«Нет, он окончательно спятил с ума! В школе я еще как-нибудь смогу продержаться, но этой пытки антикварными вещами мне, кажется, долго не вынести!» – думал я.

Однако и школа мне скоро опротивела. Однажды вечером, прогуливаясь по улице Омати, я увидел рядом с почтой вывеску: «Лапша из гречневой муки». Под этой надписью было добавлено: «Токио». Я очень люблю гречневую лапшу. Еще, бывало, в Токио, идешь мимо закусочной, вдохнешь аромат пряностей – и захочется тебе нырнуть за бамбуковую шторку, висящую у входа. До этого дня из-за математики и старинных вещей я не вспоминал о гречневой лапше, но тут, когда я увидел эту вывеску, пройти мимо было невозможно. «Раз уж такой случай, – подумал я, – зайду-ка съем мисочку». Я вошел в закусочную, огляделся: совсем не соответствует вывеске. Если уж написали «Токио», хоть бы почище сделали. Но то ли они не видели Токио, то ли денег у них не было, только в закусочной было невероятно грязно: цыновки выцветшие и вдобавок шершавые, стены совершенно черные от сажи, потолок закопчен лампой и притом до того низкий, что невольно голову втягиваешь в плечи. Единственное, что здесь было совершенно новым и чистым, – это вывеска «Лапша из гречневой муки» и под ней меню с указанием цен. Не иначе – хозяин купил старый дом и всего два-три дня как открыл свою торговлю.

В меню на первом месте значилась тэмпура [17].

– Эй, дайте-ка тэмпура! – громко сказал я.