Мальчишки из Васильков - [23]

***

— Шикарный велик, — восторгался Серый, оглядывая и ощупывая мой велосипед. — Настоящая машина. Парус к нему нужно обязательно белый, верно?

— С золотыми звездами! А на верхушку — алую шелковую ленту!

10

— Здравствуйте, Никита Григорьевич! — крикнул я, увидев соседа-бухгалтера у водопроводной колонки под ивой.

— А, здравствуйте, — ответил он.

— Как поживают ваши голуби?

— Хорошо поживают. Скоро новые малыши появятся, совсем скоро.

Я подошел к изгороди.

— Вот тоже хочу развести голубей. Что посоветуете, Никита Григорьевич?

— Славное дело, — бухгалтер завинтил кран, из которого лилась вода в цинковое корыто, и подошел ко мне. — Славное дело. Лучше голубя птицы нет.

Нас разделяла теперь только металлическая сетка.

— А я смотрю и гадаю, что это за ящик у вас на курятнике, — продолжал бухгалтер, — голубятня — не голубятня, а так, что-то похожее. Шурко говорит, что у вас даже парочка голубей уже есть.

— Есть. Хотите взглянуть?

— Николаевские? Крымские? Или драконы? — спросил Никита Григорьевич.

— Берите выше, — сказал я.

— Египетские?

— Еще выше, Никита Григорьевич.

— А что же выше?

— Маркизет, — сказал я.

— Это какой же «маркизет»? — глаза Никиты Григорьевича забегали от любопытства.

— Да тот самый.

— Не слыхал. Покажите.

— Сейчас покажем, — я подал рукой знак Серому, который уже сидел на крыше курятника. Серый в ту же секунду сунул руку в голубятню, прильнул лицом к окошку и вытащил Маркизета.

Никита Григорьевич еще издали разглядел, что в руках Серого не просто голубь, не крымский, не николаевская бабочка, не дракон, а... Он вцепился пальцами в сетку и весь подался вперед. Серый, улыбаясь, поднес голубя к носу Никиты Григорьевича.

— Головку, — попросил тот.

Серый показал головку Маркизета.

— Грудку. Теперь грудку. Убери руку.

Серый исполнил и эту просьбу.

— А теперь взмахни, чтоб он развернул хвост.

Серый взмахнул. Маркизет развернул веер хвоста.

— Как мой, — посмотрел на меня Никита Григорьевич, и у него при этом задрожали губы. — Не мой ли? — он бросил быстрый взгляд на свою голубятню и снова прильнул к сетке.

— Не ваш, — ответил я. — Мой. Собственный.

— Быть не может. Где достали?

— На рынке. У старичка из церковного хора.

Никита Григорьевич отстранился от сетки, отряхнул куртку, к которой прилип голубиный пух, взволнованно потер руки.

— Трудно будет вам разводить голубей, — сказал он, глядя себе под ноги. — Не советую.

— А что ж так?

— Да вот, моя голубятня рядом, — объяснил Никита Григорьевич, — ваши голуби перелетят к моим. У меня голубятня первый класс, вы такую не сделаете.

— Сделаем, — сказал Серый, — снимем мерку с вашей.

— А может быть наоборот? Может быть ваши голуби, Никита Григорьевич, перелетят к моим? — сказал я.

— Никогда! — встрепенулся он. — Что вы! Сто раз испытал, даже тысячу. Ни один голубь до сих пор не ушел, а ко мне прилетают. Вчера, например, один крымский с колечком на ноге... Не советую.

— Давайте попробуем, — предложил я. — Пустим нашего Маркизета к вам и посмотрим, останется он или уйдет.

Это можно, но... — Никита Григорьевич замялся.

— Что — но? — спросил я. — Выкладывайте, Никита Григорьевич. Я согласен.

— На что согласны?

— На все, — ответил я.

Никита Григорьевич облизал верхнюю губу, затем нижнюю, почесал костяшкой большого пальца под носом и вдруг выкрикнул с задором:

— Идет! Под загон!

Я посмотрел на Серого. Тот кивнул головой.

— Под загон, — сказал я. — Идет. Но условия ставлю я.

— Какие?

— Пару черных николаевских, если вам не удастся загнать Маркизета в голубятню.

— Пару?

— Пару. Ведь Маркизет того стоит?

— Стоит, — согласился Никита Григорьевич. — Начнем.

— Мягкие условия, — сказал Серый, когда мы выходили со двора. — Надо было сразу на всех выбракованных.

— Спокойно, — посоветовал я Серому. — Нельзя сразу раскрывать все карты.

Из дома вышли Шурко и жена Никиты Григорьевича. Мы с Серым, встреченные Никитой Григорьевичем у калитки, не останавливаясь, прошли к голубятне.

— А он хоть летать умеет, твой голубь? — вызывающе крикнул Шурко, когда мы проходили мимо него. — Он, наверное, и летать не умеет, дохляк какой-нибудь...

— Цыц! — приказал сыну Никита Григорьевич. — Ни слова больше!

Необходимы были некоторые приготовления. Никита Григорьевич распахнул дверь голубятни, и птицы взлетели на крышу. Я невольно прикрыл ладонями уши — такой поднялся шум.

— Они твоего дохляка сейчас по перышку растаскают, — снова выкрикнул Шурко.

— Я что сказал! — Никита Григорьевич погрозил кулаком.

Никита Григорьевич опустил треугольную решетчатую дверцу чердачка голубятни. Эта дверца, если потянуть за веревку, перекинутую через блок, тут же поднималась и захлопывала круглое отверстие в чердаке. Затем взял свою длинную бамбуковую трость, стал спиной к голубятне и приказал Серому:

— Выпускай. С земли выпускай.

Серый присел на корточки и выпустил Маркизета.

Красавец Маркизет сделал несколько шагов по земле, взмахнул золотыми крыльями и порхнул на крышу голубятни.

— Так-так, — сказал Никита Григорьевич, — так-так, — и поднял трость.

— Пара черных николаевских, — напомнил я.

— Будет вам пара, будет. — Тонкий конец трости Никиты Григорьевича задрожал в воздухе и потянулся к Маркизету.