Мальчишки из Васильков - [18]

Именно этот рассказ Николая Николаевича и навел меня на мысль сыграть под загон с бухгалтером.

8

Время шло к весне. Елена Ивановна все чаще заводила разговор о своем старшем сыне Андрее. Серый при этом вздыхал — у него дух, наверное, захватывало от планов, которые он связывал с возвращением брата. Будущая невестка Елены Ивановны, Маруся, — она работала медсестрой в каком-то санатории на берегу, хотя жила в Васильках, — стала бывать у нас по воскресеньям. Из ее разговоров с Еленой Ивановной я уже знал, что свадьбу сыграют сразу же, что жить Маруся и Андрей будут на первых порах у Елены Ивановны, а потом, возможно, переберутся в город.

Я пообещал Елене Ивановне, что освобожу комнату, как только понадобится — за неделю или за две до приезда Андрея, чтоб можно было покрасить пол, побелить — навести, одним словом, порядок — и перееду в общежитие.

— Там плохо, — сказал Серый. — Вам же не дадут отдельную комнату.

— Да, подтвердила Елена Ивановна, — отдельную комнату вряд ли вам дадут.

— Ничего, — сказал я. — Все будет нормально. Ведь я не принц какой-нибудь...

***

Дня через два после этого разговора Серый пришел ко мне в комнату. Я читал, лежа на кровати. Серый долго покашливал, пытаясь привлечь мое внимание, пробовал даже свистеть, но я погрозил ему пальцем и сказал:

— Ладно, выкладывай, что там у тебя.

— У меня мысль, Ген-Геныч.

— Ну?

— Перебирайтесь жить в нашу времянку.

Поколебавшись, я спросил:

— А что скажет твоя мама?

— Она согласна! — запрыгал от радости Серый. — Я ее уговорил. — И тут же притих, захлопал ресницами, даже губы надул — и это означало, что отказ жить во времянке сильно огорчит его. Я недолго мучил Серого молчанием и сказал, что согласен.

— А станок? — спохватился я. — Куда мы денем твой станок?

— Найдем место, — ответил Серый, расплываясь в улыбке. — Куда-нибудь пристроим, хоть в сарай. А еще лучше — сделаем для него специальный навес от дождя и солнца. Там-то уж можно будет сколько хочешь крутить его, никому не помешает...

— Уговорил, — сказал я.

Серый никогда не рассказывал мне об отце, а я не решался спросить — не хотелось бередить мальчишке рану. Его отец погиб три года назад, когда Серому было десять лет. Серый заговорил об отце сам. Начав ремонт времянки, мы первым делом решили перестелить пол. Сорвали старые половицы, выгребли ячменную и пшеничную шелуху, которую натаскали в подпол мыши, устроили праздник коту Ваське, предоставив ему неограниченную возможность разорять мышиные гнезда. Новые доски мы принесли из сарайчика. Доски были уже оструганные и сухие, и мы сразу же принялись пилить их и укладывать на бревенчатый подстил, плотно пригоняя одну к другой, Работа спорилась, все необходимые инструменты оказывались у меня под рукой, стоило лишь сказать о них Серому.

— Да вы с мамкой просто богачи, — сказал я, когда он принес циркуль с острыми наконечниками из жести.

— Это от папки осталось, — объяснил Серый. — Он любил мастерить. Все деревянные и малярные работы в доме сделал сам, а эту времянку сложил от фундамента до макушки. Вот только дом не успел подштукатурить.

— Да, — сказал я, много было работы...

— А он все время ее находил, — продолжал Серый. — Кажется уже все сделано, а он все равно что-нибудь да найдет, — проговорил Серый с хрипотцой в голосе и замолчал.

Мы снова взялись за работу. Подогнали половицу, принялись вколачивать в нее гвозди. Я старался не глядеть на Серого, да и Серый не поднимал глаз. Потянулся на подоконнике и выпрыгнул во двор кот Васька, которому надое, наверное, грохот молотков.

— Удрал, — сказал я про него.

— Папка мой очень спокойный был человек, — снова заговорил Серый. — Мамка даже ругала его за это. А Николай Николаевич очень завидовал ему. Ведь Николай Николаевич нервный. Я тоже нервный, — сказал Серый и ударил молотком по гвоздю. — У меня не папкин характер. Из-за этого я часто дерусь в школе... — Серый взмахнул молотком и угодил себе по пальцу.

— Что? — вскочил я. — Покажи палец.

Серый зажал ушибленный палец в кулаке и отвернулся.

— Больно?

— До свадьбы заживет, — ответил Серый. — Ерунда.

Но палец все-таки пришлось залить зеленкой и забинтовать — я настоял на этом, потому что над ногтем была содрана кожа и непрерывно сочилась кровь.

Серый помогал мне и в последующие дни, после школы, а вечерами, когда у меня не было дел в клубе, мы толклись с ним во времянке до первых петухов.

К концу второй недели жилье было полностью оборудовано. Мы настелили и выкрасили пол, побелили стены, забили фанерой потолок в коридорчике и сложили из красных кирпичей новую печную трубу.

Мне можно было перебираться во времянку, но в этом пока не было нужды.

Едва закончив ремонт времянки, мы с Серым принялись сооружать скворечник. В совхозной плотницкой выцыганили толстый сосновый чурбан и в течение трех дней превратили его в шар, который затем распилили пополам, сделали полым и, продолбив в одном из полушарий летку, снова соединили, обив шар латунной полоской, о которой Серый сказал, что это экватор. Красками нарисовали материки и океаны и закрепили шар на шесте. Крылечко перед леткой сделали в виде кораблика, который плыл, как было задумано, по Тихому океану. В районе Гренландии и Чукотки ввинтили алюминиевые трубки и прикрепили к ним Луну — деревянный посеребренный полумесяц, — и Солнце, тоже деревянный круг, который покрасили бронзовой пудрой на олифе. Лучи солнца сделали из велосипедных спиц.