Мальчишка с бастиона - [5]
Стучали кирки, скрежетали лопаты, гулко ухали ломы - скалистый грунт четвёртого бастиона поддавался с трудом.
Сколько протянется передышка - неизвестно, нужно спешить. За время бомбардировки разбило много орудий, местами до основания снесены насыпи, развалены траншеи и землянки, рухнула оборонительная стенка.
Четвёртый бастион находился на большом холме, прикрывавшем вход в южную часть города. Холм со всех сторон был обнесён укреплениями. Редуты, окружённые рвами, защищали бастион. Несколько артиллерийских батарей расположилось на нём. В центре находились блиндажи для солдат и матросов. С бастиона можно было обстреливать подходы к Южной бухте, а также вражеские войска, двигавшиеся со стороны Балаклавы.
Колька помогал укреплять туры - корзины с землёй - на батарее Забудского. Теперь он не отходил от отца ни на шаг. Тот, коренастый, раздетый по пояс, работая, то и дело подшучивал:
- Это тебе не по бахчам шастать!
- А мне не тяжко ничуть, - стараясь казаться бодрым, отвечал мальчуган. По его измазанному лицу сбегали ручейки пота, оставляя светлые полосы. От этого курносая физиономия казалась ещё смешнее.
- Ты, Николка, в таком обличье заместо шута паясничать смог бы, - весело сказала круглолицая матроска, насыпая землю в корзину.
«Нехай смеются», - отмахивался мальчишка. Он гордо поглядывал на корабельную мортиру, стоявшую в центре укрепления, как будто это он, а не его отец - Тимофей Пищенко, метким огнём заставил замолчать французскую батарею на Рудольфовой горе. «Теперь я не уйду отсюда. Ни за что не уйду! - думал Колька. - При бате буду, никто не прогонит».
- Не мешкать! - закричали сверху. Мальчишка подхватил локтями спадавшие всё время штаны и, вскочив на корзину, стал поспешно утрамбовывать землю.
- Готово! - то и дело кричал он, прыгая на следующую корзину.
Подошёл поручик Дельсаль - руководитель работ на правом фланге бастиона.
- Ваше благородие, - обратился к нему Кондрат Суббота, высокий худой матрос с «Селафаила», - дозвольте обратиться.
- Говорите, - слегка картавя, произнёс офицер.
- У меня тут есть думка, дозвольте (высказать.
- О чём? - бросил на ходу поручик, продолжая внимательно осматривать кладку бруствера.
- Каменщик я, - робко начал Кондрат.
- Ну, ну, - подбодрил его Дельсаль… -…и как строили стенки, всё глядел, и думка меня мучила: а ведь завалит бомба, откосы больно жидковаты. Так оно и вышло.
Дельсаль с интересом посмотрел на матроса:
- Так, так, продолжайте.
- А нонче всё сызнова повторяют. Так вот я и мерекую…
Они прошли вдоль батареи и поднялись на крышу блиндажа. Суббота с увлечением продолжал говорить. Дельсаль вынул из сумки план и развернул его. Матросы видели, как они склонились над бумагой: сапёрный офицер что-то чертил, то и дело обращаясь к Кондрату.
- Башковитый у нас Суббота, - сказал Тимофей Пищенко. - Такому бы в ученье. Да не для чёрного люду науки придуманы.
Он искоса посмотрел на Кольку и с грустью подумал: «Николку тож приспособить бы в школу, парнишка смышлёный. Да где там… Кабы при матери, может, и вышло б что, а так…» Он махнул рукой и с ещё большим ожесточением продолжал работать.
Внизу разговорились.
- У меня братец-то в писаря вышел, - сказала круглолицая матроска, - знать, недаром тятенька ему батогом науку вдалбливал.
- А в меня хоть батогом, хоть оглоблей никакую науку не вобьёшь, - засмеялся Иван Нода, знаменитый флотский барабанщик. - Вот только «отбой» да «побудку» башка уразумела.
- Человек неучёный, что топор неточеный, - не поднимая головы, сказала женщина в чёрной косынке.
- Да брешет он. Нода - парубок со смекалкой, - ввязался в разговор Евтихий Лоик, старый матрос с грустными, глубоко посаженными глазами. - Сам Павел Степанович Нахимов ему за смекалку крест пожаловал после Синопа!
На ходу укладывая чертёж, подошёл Дельсаль с Кондратом Субботой.
- Это весьма интересно, - говорил офицер, - я непременно доложу об этом.
Пожав Субботе руку, сапёрный офицер пошёл в сторону Язоновского редута.
Колька с интересом смотрел на высокого, худощавого Кондрата. Ему очень хотелось заговорить с матросом, разузнать, что там такое он придумал. Но зычный голос унтер-офицера Белого остановил его.
- Будет лясы точить, за работу!
К батарее, скрипя и повизгивая, подъехала арба, гружённая пятьюметровыми плетнями, так называемыми фашинами. Ими укреплялись земляные валы. Арбу сразу же разгрузили. Возница поманил Кольку пальцем:
- Погонять умеешь?
- А как же!
- Не врёшь?
- У бати спросите. Вон он, на бруствере.
- Хошь за фашинами съездить? А я тут подсоблю. Поди попросись.
- Пусть прокатится! - закричал отец сверху, услыхав их разговор, - передохнёт малость.
Возница подсадил Кольку на подводу. Мальчишка, схватив вожжи и боясь, что могут передумать, поспешно закричал:
- Но!
Лошади не шевельнулись.
- Но-о-о!!! - ещё громче закричал Колька.
Животные переступили с ноги на ногу и… не двинулись с места. Вокруг засмеялись.
- Ну и возница! - громче всех хохотала круглолицая матроска.
- Не смейтесь, - сказала женщина в чёрном платке, - он, может, этих лошадей не знает.
- Точно. Не знает, - пробасил возница, подходя к Кольке. - Это работящие кони, братец. С ними по доброму нужно говорить. Ты отпусти вожжи, они сами и потянут.
