Мальчик, сделанный из кубиков - [76]

На другой полке стоит старая коробка из-под детских ботиночек. Беру ее в руки. Судя по звуку, внутри что-то лежит. Очень медленно и осторожно открываю. В коробке оказываются фотографии Джорджа: на велосипеде, где-то на пляже, в школьной форме, улыбающегося во весь рот. Между ними, сложенная пополам, белеет официальная справка. Написанное от руки заключение отчетливо проступает сквозь тонкую бумагу. Я знаю, что это свидетельство о смерти, я знаю, что в нем сухим медицинским языком будут изложены обстоятельства несчастного случая. Поспешно засовываю его обратно в коробку и уже собираюсь закрыть ее и вернуть на полку, как вдруг замечаю еще один предмет, который сперва кажется мне чем-то вроде старого браслета, сделанного из пластмассы, грязного и поцарапанного. Но это не браслет. Когда я выношу его на свет, то понимаю, что это электронные часы Джорджа, которые он носил не снимая. Маленький экранчик весь покрыт паутиной трещин и сколов. Он накопил на них самостоятельно: не тратил свои карманные деньги и добавил к ним все свои заработки за мытье нашей машины и прочие дела по дому за много недель. Потом однажды в воскресенье мама повела его в магазин электроники, откуда они вернулись с этими часами. Первое время он отказывался снимать их, даже когда мылся. Это превратилось для нас в нечто вроде семейной шутки. «Джордж, сколько времени?» – беспрерывно спрашивали мы его. И в тот день они тоже были у него на руке.

Я держу их на ладонях и подношу к лицу.

– Прости меня, Джордж, – произношу я вслух.

Потом я аккуратно складываю все обратно в точности в таком же порядке, как оно лежало, и, закрыв дверцу шкафчика, выстраиваю сапоги в ровную линию. Несколько секунд стою, держась за перила, и тяжело дышу, растворившись в прошлом.

Когда мама с Сэмом возвращаются обратно, уже начинает смеркаться. Я вижу, как они идут по дорожке к дому – вокруг пояса у Сэма намотано полотенце, а его брюки мама несет в руках.

– Я упал в воду! – возбужденно кричит он, с топотом врываясь в кухню.

– С ним все в порядке, – сообщает мама. – Он вел себя очень храбро.

– Мы поймали несколько рыбок и большого краба. Я видел морского покемона!

– Анемона, – поправляет мама.

Я наклоняюсь к Сэму и обнимаю его, но не расцепляю руки слишком долго, и он нетерпеливо отпихивает меня.

– Папа, ты должен пойти посмотреть на море!

– Обязательно! Но пока что пойду поставлю чайник.

– Сбегай, найди нам какую-нибудь настольную игру, чтобы поиграть, – говорит мама. – Они в шкафу рядом с камином.

Сэм убегает в гостиную.

Я молча набираю в чайник воду и достаю чашки. Мама внимательно наблюдает за мной.

– У тебя все в порядке?

– Да. Все нормально.

– Можешь мне ничего даже не говорить. Шкафчик под лестницей, за резиновыми сапогами.

Она просто лейтенант Коломбо какой-то!

– Да. Прости.

Она качает головой:

– Я так и не придумала, куда все это девать. Эти вещи много лет лежали на чердаке, но получалось, что я их прячу, а мне это не нравилось. Здесь они всегда под рукой, но не слишком на виду. Я так и знала, что ты рано или поздно на них наткнешься. Ладно, поговорим потом.

Остаток вечера проходит без потрясений. Сэм притаскивает наши старые настольные игры, и мы бегло просматриваем коробки. «Баккару», «Мышеловка», «Керпланк» – вся классика. Мама каким-то образом умудрилась сохранить их в относительной целости, хотя в «Операции» недостает внутреннего мыщелка, а в детском «Эрудите» осталось всего семь гласных.

– Можно играть на валлийском, – предлагает мама.

Потом наступает время ужинать – Сэм снова ест спагетти, мы же утоляем голод гигантскими порциями жареной рыбы с картошкой из забегаловки в соседней деревне. Мама разговаривает с Сэмом, задает ему вопросы, вполне довольствуясь его односложными ответами. Возможно, она в некоторой степени видит в нем саму себя. Из нее тоже ничего клещами не вытянешь. Впрочем, едва стоит ей спросить его что-то про «Майнкрафт», как он открывается и принимается рассказывать ей обо всех материалах, о мобах, о животных с фермы. Он даже сообщает ей о строительном турнире в Лондоне и о том, что тоже намерен участвовать. Судя по всему, для него это дело решенное. Разговор продолжается и потом, когда мы купаем его в ванне с мыльной пеной и укладываем в кровать. Засыпает Сэм практически мгновенно. Так вот, значит, как это бывает с другими, обыкновенными детьми – они просто ложатся в кровать и засыпают? Невероятно.

Вскоре мама откупоривает бутылку вина и разжигает в гостиной камин. Мы некоторое время сидим молча, слушая, как потрескивают и стреляют в языках пламени поленья.

– Ладно, – говорит она. – Джоди.

– Да, Джоди.

– Так что там у вас происходит?

Тон у нее нейтральный, лишь с еле уловимой ноткой озабоченности, как будто речь идет о неисправном бойлере, а не о моем рушащемся браке. Впрочем, так она держалась всегда с тех самых пор, когда мы были детьми, шла ли речь о том, что я упал с велосипеда, или Эмма разошлась с очередным воздыхателем, или о Джордже.

– Я не знаю. Мы, конечно, оба постоянно выматывались. Я пахал как вол, она безвылазно сидела дома с Сэмом, напряжение копилось-копилось и накопилось. Однажды в воскресенье мы поругались, и все, я получил под зад коленом. Пробный разъезд.