Мальчик с саблей - [5]

Как быстро в нем вызрело это «мы», подумал Тайга. Сколько он здесь? Четыре года? Пять?

— И все-таки хорошо, что у нас одна вера, — добавил отце Миклаш.

— Чем? — спросил Тайга.

— Когда нас перережут, то хотя бы не тронут храм. Пройдет недолгое время, и он снова даст людям свет. А ты только прикинь, что было бы, молись Алтина другому богу!..

— Слушай, хватит! Откуда такая паника, а? Вы живете не на хуторе, не в гетто посреди алтинских гор, а в Плешине, под защитой военного гарнизона, так все равно твердите как попугаи: «Перережут-перережут!»

Тайга аж хлопнул ладонью по колену.

— Рома… — священник смотрел на него как на маленького. — Сколько вас, скажи мне?

— Военная тайна, — буркнул Тайга.

— Вас сто тридцать семь человек, Рома, включая врача и четырех медсестер. У вас шесть бронетранспортеров вместо штатных одиннадцати, и из тех — один в ремонте из-за поломки трансмиссии, а еще один заводится через раз. Пятнадцать офицеров и сто семнадцать солдат. Вы все здесь как на ладони. Когда придет время, вас тоже будут иметь в виду.

От слов отце Миклаша стало не по себе. Тайга одернул себя: глупости! Кто ввяжется в открытый бой с мотострелковой частью регулярной армии? Хотя даже собственный опыт подсказывал, что…

Нет никаких «хотя». Нечего и думать об этом.

— Плешнино Горсце? — шутливо спросил он, сложив ладони лодочкой.

Четверг

Что-то витало в воздухе, вечная тревога плешинцев перекинулась и на офицеров гарнизона.

Тайга попытался отказаться от участия в совместном рейде с итальянцами по перехвату крупной партии наркотиков. Ему велели не умничать и лично возглавить российскую группу.

В гарнизон приехали щеголеватые карабинеры для проработки плана операции. Серьезный как абитуриент на первом экзамене «капитано Скаппоне Первого особого полка «Тускания»», а в придачу — два разгильдяя-лейтенанта, которых, чтобы не путались под ногами, сразу отправили в кафар, к явному удовольствию последних.

Тайга сносно изъяснялся на языке вероятного противника, Скаппоне — на языке вероятного союзника, оба пользовались артиклем «зе» чисто интуитивно, и в целом средств общения хватало.

Согласование деталей не заняло и получаса — пробежались по картам, уточнили время и маршруты выхода на точку, сплошная рутина. По данным из каких-то мутных источников, искомая машина должна была ранним воскресным утром пройти через Полуденный перевал, по стыку итальянской, французской и российской зон контроля. Где ее и следовало брать. Подобные рейды редко когда давали хоть какие-то результаты — майор Тайга и капитан Скаппоне знали об этом по собственному опыту. Но служба есть служба.

— Роман, — спросил итальянец, когда с формальностями было покончено, — я уже пятый раз в Плешине и до сих пор не видел мальчика!

Тайга откашлялся.

— Какого мальчика?

— С мечом, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Скаппоне. — Кривым таким, слова не помню.

— Охрименко! — позвал Тайга. — Гости хотят какого-то мальчика с кривым мечом! Обеспечишь?

— Покажите мне Москву, москвичи! — высоким голосом спел Охрименко. — Это ж надо Вольховского звать, товарищ майор! Нашу птицу певчую…

— Так беги!

Охрименко воспринял команду буквально.

Роман уверенно кивнул итальянцу:

— Сейчас все будет.

Скаппоне уточнил:

— Мальчик, да?

— Конечно! — подтвердил Тайга и, чтобы сменить тему, не слишком деликатно ткнул пальцем в запястье Скаппоне, где из-под манжеты выглядывал бледно-голубой вензель из букв «N», «S» и «F». — Что это такое?

— Ниэнте ,[2] — равнодушно ответил итальянец. — Просто юная глупость.

Вольховский пел соловьем. За пять минут он изложил краткую историю Тополины, показал офицерам самые знаменитые улицы и дома Плешина и успел бы рассказать еще многое — но Охрименко остановил «уазик» на маленькой сжатой домами площади у неприметного монумента.

Тайга бывал здесь не раз, но упускал памятник из виду — почерневшее от времени, плесени и выхлопных газов изваяние выглядело так неказисто, что майор не удосуживался рассмотреть его подробнее.

Но сейчас капитан Вольховский так уверенно выступал в роли гида, что Тайга почувствовал себя праздным туристом. За грязью и копотью он вдруг поймал суть скульптуры.

На широком низком постаменте лицом вниз лежал человек в форме. Судя по эполетам и сапогам со шпорами — кавалерист, какой-нибудь гусар или улан. Судя по неестественной позе — мертвый.

Над ним склонился мальчик, лет десяти, не более. Растрепанные кудри, расстегнутый воротник. Глядя не на поверженного взрослого, а вперед, в глаза Тайге, мальчик тащил из ножен на левом боку убитого тяжелый широкий палаш.

«Младо до сабро».

— Это просто памятник? — спросил итальянец. — Или настоящий мальчик?

— Когда немцы перешли границу, королевская гвардия совершила единственную контратаку. Лошадь против танка немногого стоит, — сказал Вольховский. — На третий день война закончилась, и офицеров танковой дивизии определили на постой в Плешин.

Охрименко согнал всех в кучку перед монументом, щелкнул пару кадров, потом перебежал площадь, вытащил за собой из цветочного магазина продавщицу и показал ей, как наводить и куда нажимать. Сам пристроился рядом со Скаппоне, и все улыбнулись вспышке.