Мальчик с Антильских островов - [31]

Мы познакомились с ним не в школе. Он жил недалеко от Фюзилева двора, и каждый раз, как я проходил по его улице днем или вечером, я видел его на веранде.

Потом мы стали разговаривать. Не знаю, кто заговорил первый — он или я. Не сближаясь с ним особенно в школе, я стал заходить к нему на веранду, чтобы поболтать в полдень и вечером.

Дом родителей Жоржа Рока гораздо красивее соседних домов. Он покрашен в светлый цвет. На окнах жалюзи. Ни отца, ни матери Жоржа Рока я никогда не видел.

Мать, по-видимому, всегда в доме, а мосье Жюсти́н Рок приезжает вечером в автомобиле; услышав издали гудок или шум мотора, Жорж прерывает нашу беседу криком:

— Это папа! Беги!

Мои разговоры с Жоржем несут в себе опасность для нас обоих. Во всяком случае, мой друг, настойчиво приглашая меня приходить, нарушает запрет родителей.

Между тем я очень привязался к Жоржу Року. Я любил его не за удовольствие играть с ним, не за какое-нибудь отличительное свойство, даже не за его дружелюбие, а главным образом за то, что он всегда был печален и его рассказы трогали меня.

Я никогда до этого не испытывал грусти в присутствии своих товарищей. Жорж Рок был первый несчастливый мальчик, какого я встретил.

В моем семилетием сердце он занял особое место, темный и унылый уголок.

Каждый день с Жоржем Роком случались несчастья. Каждый день он плакал, и, когда вечером, часов в шесть-семь, я приходил к нему, он рассказывал мне о своих невзгодах.

Мазель Мели́ пожаловалась на него матери, и та его побила. Мазель Мели, старая негритянка в черном платье, с сухими лодыжками, удивительно похожая на ворону, занимала в доме Роков положение доверенной служанки и обладала известной властью над Жоржем.

Он запачкал что-то, бросил то-то, не сделал чего-то или сказал нечто, и посему его выпороли или отругали.

Я делал вещи и похуже, и чаще всего безнаказанно. А ему за все доставалось: за то, что он дернул за хвост кошку, не начистил или истрепал ботинки, испачкал или разорвал костюм, не почистил зубы, не остриг ногти, не так обращался с ножом и вилкой. Жорж вечно попадал в беду. А когда позднее он рассказал мне историю своей жизни, я проникся к нему величайшей жалостью.

Но сначала я не мог себе представить, как может мальчик, живущий с матерью в таком красивом доме, не быть счастливейшим человеком на земле.

Тем более, что отец его мастер на заводе и приезжает домой в автомобиле!

Но, по словам Жоржа, хотя дома его звали ласково Жожо, никто в семье его не любил. Мадам Жюстин Рок, голос и шаги которой я слышал иногда за закрытыми шторами, в действительности ему не родная мать.

Велико было мое изумление, когда Жожо признался мне, что его настоящая мать — мазель Грасье́з, женщина, которую я прекрасно знал, так как она жила недалеко от Фюзилева двора и часто посылала меня за покупками.

Почему Жожо не жил со своей матерью? Почему он не навещал ее?

— Почему ты не идешь к ней сейчас, например, после того, как мачеха побила тебя?

Объяснение Жожо было печальным и малопонятным.

Мосье Жюстин Рок был незаконным сыном старого беке. Перед тем как стать мастером на заводе, он был управляющим на плантации.

Грасьез работала на плантации. Она была молода и красива. Мосье Жюстин полюбил ее и взял с собой в городок, когда стал мастером. Родился Жожо, и они все втроем жили в маленькой трехкомнатной квартире. Грасьез считала себя бесконечно счастливой, хотя в действительности она занимала в доме положение служанки без жалованья.

Так жил Жожо. А я в это время был еще в Петиморне. Его тогда не били, не обижали, отец его баловал, и он был свободен и счастлив, как все дети.

Потом, в один прекрасный день, все переменилось.

Мосье Жюстин Рок построил этот красивый дом, обставил его новой мебелью. На новоселье съехалось много мулатов, беке и дам в нарядных платьях, множество автомобилей, — мосье Жюстин женился, но не на Грасьез, а на другой женщине.

Он взял Жожо с собой в прекрасный дом, где он поселился со своей новой женой, которую называли мадам Жюстин Рок. Мать его осталась одна и жила уже не в трех, а в одной комнате и каждый раз, как он приходил ее навещать, обнимала его со слезами на глазах.

На мой взгляд, это было досадно, но я еще не видел в происшедшем особого несчастья лично для Жожо.

— Мне становилось грустно, — сказал мне Жожо, — когда я видел, как плачет мама, но я часто ходил к ней: я забегал на минутку перед школой и в полдень, а после четырех задерживался подольше — играл и лакомился чем-нибудь вкусным. Но почему-то в один прекрасный день мама Ая́ — так папа велел называть свою жену — сказала, что я слишком много времени провожу у мамы. Я рад был бы послушаться, но стоило мне остаться одному на веранде, как меня тянуло к маме. Не мог же я торчать один на веранде, когда она была рядом, за углом.

Э-бе! Мама Ая посылала за мной свою служанку мазель Мели и каждый раз ругала меня. Потом пожаловалась папе. Папа выпорол меня ремнем. «Раз ты не слушаешься, — кричал он, — я вообще запрещаю тебе ходить к маме Грасьез без моего разрешения!»

Узнав об этом, мама Грасьез целый день стояла за нашими воротами и ругала папу последними словами.