Мальчик-менестрель - [25]

— Не устраивает, хотя это может пойти мне на пользу. Мои взгляды немало изменились, в частности, благодаря трогательной заботе добрейшего отца Хэкетта. — И, поймав мой удивленный взгляд, он продолжил: — Алек, этот Хэкетт — чрезвычайно странный человек. Ведь поначалу я всеми печенками его ненавидел, а он в свою очередь всячески демонстрировал мне свою неприязнь. Я считал его грубияном и садистом. Но на самом деле он просто фанатик. Он одержим идеей миссионерства. Он хотел бы вместе с выпускниками возглавляемой им семинарии нести слово Божье дикарям. Я считал его помешанным. Но теперь уже нет. Он напоминает мне одного из апостолов, возможно, Павла. И теперь я люблю и уважаю его. На самом деле он меня покорил.

— Ты что, видишь себя вторым Святым Патриком?

— Не смейся, Алек, — вспыхнул Десмонд. — Нам не дано знать, что нас ждет впереди. Ведь и ты можешь ни с того ни с сего бросить медицину и сделаться писателем. А я в один прекрасный день могу отойти в мир иной где-нибудь в тропических джунглях. — При этих словах я не выдержал и громко расхохотался, а Десмонд тут же ко мне присоединился. Но потом, снова став серьезным, он продолжил: — Так или иначе, теперь я понимаю и уважаю Хэкетта и хочу отплатить ему добром за добро. В Риме должен состояться конкурс под эгидой Римского музыкального общества при поддержке Ватикана с участием молодых, недавно рукоположенных священников или послушников, которых должны посвятить в духовный сан. Основная идея конкурса — поощрять использование вокальных данных во время мессы, литании и так далее. Воистину благородное начинание и название носит не менее благородное — Золотой потир. И отец Хэкетт хочет, чтобы я участвовал в конкурсе. — И после непродолжительной паузы добавил: — Мы ведь совсем небольшая семинария в Торрихосе, причем страдающая комплексом неполноценности и значительно менее известная, чем наша соперница в Вальядолиде. Какой душевный подъем это нам даст и какую известность позволит приобрести, если нам, конечно, удастся выставить приз — Золотой потир — в центральном окне.

— И когда состоится сие счастливое событие?

— В июне. Так что сначала придется подсчитывать очки соперников — а Италия богата на молодых теноров, — выступающих на сцене перед группой экспертов из мирян и священнослужителей, а затем — изливать душу в песне перед публикой в зале.

— Десмонд, ты обязательно победишь, причем без труда. Давай поспорим!

— Если учесть, что меня вот-вот должны рукоположить, я не имею права жертвовать медяки в пользу очень славного, но хитрого шотландца, — улыбнулся Десмонд и, посмотрев на часы, сказал: — А теперь, боюсь, нам пора. Давай пройдемся пешком до Центрального вокзала.

Когда мы в последний раз обошли дом, Десмонд поднял чемодан и, грустно потоптавшись на пороге, закрыл дверь на замок со словами:

— Это замок Чабба[40]. У агента есть ключ.

По дороге на вокзал он взял меня под руку.

— Алек, извини, что задержал тебя допоздна.

— Я привык работать допоздна, даже далеко за полночь. Позволь, я возьму твой чемодан.

Но Десмонд только головой покачал.

— Нет, я сам должен нести свою ношу. Послушай, Алек, можно задать тебе медицинский вопрос?

— Конечно. — Я был заинтригован, но никак не ожидал услышать такого.

— Только не удивляйся и ответь мне серьезно. Скажи, если человеческую руку отсечь в области запястья, она рано или поздно разложится?

— Несомненно. Через неделю она начнет невыносимо вонять, разлагаться, размягчаться и, наконец, гнить; затем кости пясти отделятся от запястья и со временем распадутся на отдельные фрагменты.

— Спасибо, Алек. Огромное тебе спасибо.

Больше за всю дорогу мы не проронили ни слова и очень скоро оказались на Центральном вокзале. Я проводил его до купе третьего класса.

— Не стоит ждать отправления поезда, дорогой Алек. Ненавижу долгие проводы. И, кроме того, я знаю, более того, абсолютно уверен, что в один прекрасный день мы с тобой снова будем вместе.

Мы обменялись рукопожатием, я резко повернулся и быстрым шагом зашагал прочь. Я надеялся, что он прав и в один прекрасный день наши пути снова пересекутся. А еще я надеялся, что последний трамвай до Вестерн-роуд еще не ушел.

Шесть недель спустя Десмонда посвятили в сан и, оправдав его самые дурные предчувствия, официально уведомили, что ему надлежит отправиться в церковь Святой Терезы в сельском приходе Килбаррак на юге Ирландии. Но еще до того произошло много важных событий. Хотя об этом расскажет уже сам Десмонд.

V

В утро нашего отъезда отец-настоятель пришел в мою келью, чтобы лично разбудить меня на час раньше обычного. Я оделся, а он стоял и смотрел, как я поспешно укладываю чемодан; потом мы вдвоем отправились в церковь, где нас ждал отец Петит. Они с отцом Хэкеттом уже успели прочесть мессу и, сидя на передней скамье, ждали, пока я молился, и, можешь не сомневаться, я не преминул попросить Небеса, чтобы дерзания мои увенчались успехом.

Когда я закончил, отец Хэкетт взял меня за руку и отвел в свой кабинет, куда Мартес уже принес кофейник горячего кофе, а не той бурды, что нам обычно подавали на второй завтрак, и свежие теплые булочки. Настоятель молча смотрел, как я уминаю свой завтрак, но от предложенного мною кофе отказался.