«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных - [126]

Химэюри[125] но хана.

Когда стоит, она – сякуяку;

Когда сидит – ботан;

Очарование ее фигуры, когда она идет,

Подобно очарованию химэюри.

Более того, даже имена самых простых сельских девушек – это зачастую названия красивых деревьев или цветов с добавлением почтительного префикса о-[126]: о-мацу (сосна), о-такэ (бамбук), о-умэ (слива), о-хана (цветок), о-инэ (рисовый колосок), не говоря уже о профессиональных «цветочных» именах танцовщиц и туземных гетер дзёро. Велись довольно жаркие споры по поводу того, что происхождение некоторых имен девушек от названий деревьев следует искать в народном восприятии дерева как символа долголетия, либо счастья, либо удачи, нежели в каком-либо общепринятом представлении о красоте дерева самого по себе. Но как бы то ни было, пословицы, стихи, песни и народная речь сегодня дают множество доказательств того, что японские сравнения женщины с деревьями и цветами в эстетическом чувстве ни в коей мере не уступают нашим собственным.

VI

Убеждение, что деревья – во всяком случае, японские деревья – обладают душой, не покажется противоестественной фантазией тому, кто видел цветение умэ-но-ки и сакура-но-ки. Это убеждение широко распространено в Идзумо и в иных местностях. Оно не согласуется с буддистской философией и все же в каком-то смысле поражает, как более близкое к вселенской истине, нежели древнее западное ортодоксальное понятие о деревьях как о «вещах, созданных для пользы человеческой». Более того, существует ряд необычных суеверий в отношении определенных деревьев, сродни некоторым вест-индским верованиям, сыгравшим свою роль в обуздании беспощадной вырубки деревьев ценных пород. Япония, как и тропический мир, имеет свои деревья-демоны. Из них дерево эно-ки (celtis willdenowiana) и яна-ги (плакучая ива) пользуются репутацией особенно духоприимных и сейчас редко встречаются в старых японских садах. И по поверью, оба этих дерева обладают способностью самим являться в виде призраков. В Идзумо бытует поговорка: «Эно-ки га бакэру». В японском словаре вы найдете следующие значения слова «бакэру»: «превращаться в кого-либо, что-либо», «принимать чей-либо образ», «быть измененным» и т. п.; но существующее поверье об этих деревьях совершенно необычно и не укладывается ни в одно из приведенных значений глагола «бакэру». Само дерево не меняет ни формы, ни места нахождения, но его призрак, который зовется Ки-но о-бакэ, выходит из дерева и ходит повсюду, принимая различные облики[127]. Чаще всего он встречается в облике красивой женщины. Призрак дерева редко говорит и редко отваживается отойти слишком далеко от своего дерева. Если к нему приблизиться, он немедленно исчезает, скрываясь в стволе или в листве. Говорят, что если сделать надрез на старом янаги или молодом эно-ки, то из этого надреза потечет кровь. Когда такие деревья совсем молоды, им не приписывается никаких сверхъестественных свойств, но чем старше они становятся, тем больше призрачной силы они обретают.

Существует весьма трогательная легенда – сродни древнегреческому мифу о дриадах – о плакучей иве, которая росла в саду одного самурая в Киото. По причине ее роковой репутации хозяин усадьбы очень хотел ее срубить, но другой самурай отговорил его, сказав: «Лучше продайте ее мне, и я пересажу ее в свой сад. У этого дерева есть душа, было бы жестоко погубить его жизнь». Таким вот образом приобретенная и пересаженная, эта янаги хорошо прижилась и пышно расцвела в своем новом доме, а ее дух из благодарности принял облик красивой женщины, ставшей женой самурая, проявившего к ней участие. Результатом этого союза стал очаровательный мальчик. Через несколько лет даймё, которому эта земля принадлежала, распорядился срубить дерево. Жена горько разрыдалась и впервые раскрыла мужу всю правду.

– И сейчас, – добавила она, – я знаю, что должна умереть, но наш ребенок будет жить, а ты всегда будешь любить его. И эта мысль – единственное мое утешение.

Напрасно изумленный и потрясенный муж пытался удержать ее. Простившись с ним навсегда, она исчезла в этом дереве. Нет нужды говорить, что самурай предпринял все, что только было в его силах, чтобы убедить даймё отказаться от своего намерения. Князь хотел получить это дерево для ремонта великого буддийского храма Сан-дзю-сан-гэн-до[128]. Дерево было повалено, но после того, как оно упало, оно вдруг сделалось столь тяжелым, что даже триста человек не могли сдвинуть его с места. Тогда ребенок, взявшись своей ручкой за ветку, молвил: «Пойдем», и дерево последовало за ним, скользя по земле, пока они не пришли во двор храма.

Хотя и говорят, что оно бакэмоно-ки, эно-ки иногда удостаивается высочайших религиозных почестей, поскольку дух бога по имени Кодзин, которому посвящены старые куклы, как считается, обитает в некоторых очень древних деревьях эно-ки, и перед ними воздвигают храмы, в которых люди возносят свои молитвы.

VII

Второй сад, что на северной стороне, – мой любимый. В нем нет никаких больших растений. Он усыпан голубоватым галечником, а посреди него находится маленький пруд – миниатюрное озеро, окаймленное редкими растениями, на котором есть крошечный островок с крошечными горами, и карликовыми персиковыми деревьями, и соснами, и азалиями, некоторым из которых, возможно, больше ста лет, хотя высотой они не более одного фута. Тем не менее это творение, если смотреть на него так, как было задумано, совсем не представляется глазу чем-то миниатюрным. При взгляде под определенным углом зрения из гостиной, выходящей на него, создается впечатление берега настоящего озера, с настоящим островом, на расстоянии не далее брошенного камня от него. Настолько проникновенным было искусство старинного садовника, который замыслил все это и который уже столетие как упокоился под кедрами Гэссёдзи, что эта иллюзия рассеивается лишь при взгляде из