Мальчик, который нарисовал Освенцим - [6]
Ощущая себя детективом, раскрывшим очередное дело, я ринулся в спальню к родителям, чтобы рассказать им новость. Но отец не разделил мою радость и сразу же начал звонить соседям. Поднялась всеобщая неразбериха, и ясно было только одно: школа отменяется.
Я посмотрел на календарь, висевший на стене. Было 9 ноября 1938 года[9] – и мир, каким его знала наша община, стоял на пороге больших перемен.
В течение дня приходили все новые сообщения. Бойтенская синагога горела. Городские пожарные бригады помогать отказались, сославшись на необходимость «оберегать прилегающие здания». На улицах в огромные костры летели груды книг. По всему городу грабили магазины, принадлежавшие евреям. А сотни евреев Бойтена были арестованы.
Смятение и тревога наполнили наш дом. Мы полностью оделись и собрались в одной из комнат, приготовившись к чрезвычайной ситуации, и с ужасом ожидали стука в дверь. Наконец он раздался. Открыв дверь, мы оказались лицом к лицу с коричневорубашечником. Лицо у него было суровым, а пристальный взгляд узких глаз не предвещал ничего хорошего. Этот страшный человек зловеще провел пальцем по длинному отпечатанному на машинке списку гестапо. Палец замер, и штурмовик рявкнул имя пожилого еврея, прежнего арендатора, который давно переехал. О чем родители и сообщили коричневорубашечнику, и тот ушел, к счастью, не забрав вместо него кого-нибудь из нас.
Вскоре мы узнали, что синагога сгорела дотла, а нашу школу закрыли.
Родители, у которых была возможность отвезти детей за город, во временно безопасный край, не тратили время на раздумывание. Меня на месяц отправили в еврейский детский дом в Обернике, городке под Бреслау, в 220 километрах к северо-западу от Бойтена. В его садах и лесах мы могли с головой окунуться в изучение природы. О большем я и мечтать не мог, и мне казалось, будто я оказался в раю.
Многие из бойтенских евреев, кто мог эмигрировать – уехали[10]. Отец, ветеран Первой мировой и известный сионист, планировал перевезти нас в Англию. Оттуда мы могли бы перебраться в Палестину, землю Израилеву. Но несмотря на растущее отчаяние, подготовка шла медленно. Было решено, что в начале 1939 года я перееду в Берлин и буду жить у бабушки с дедушкой.
Мир не был рад беженцам. Люди часто говорили о Биробиджане[11], как о возможном убежище от преследования для европейских евреев, но мало кто воспринимал эти разговоры всерьез. Германия высылала польских евреев обратно в Польшу. Но полякам они тоже не были нужны.
«С нами такого не случится, – решили евреи Германии. – Мы же немцы».
Слухи, неизбежное при тоталитарных режимах усиление цензуры, множились и распространялись, словно тенденциозная подпольная газета. У нас был знакомый ариец[12], член О. Т[13]. Безработица вынудила его вступить в ряды этой организации, которая предоставила ему работу на строительстве местных дорог и каналов.
Он считал себя человеком осведомленным и уговаривал нас покинуть Германию как можно скорее. Его прогнозы на будущее – наше будущее – казались чересчур мрачными, и создавалось впечатление, что им движет злоба.
Летом 1939 года моя семья навсегда покинула Бойтен. Отец уехал в Англию, а мы с мамой остались у бабушки с дедушкой в Берлине. Мы хотели как можно скорее последовать за ним. Я представлял себе, какой будет наша жизнь, когда мы приедем к нему в Англию. Но у истории были свои планы.
Глава 2
Берлин
1939–1940
Мама была занята подготовкой к отъезду за границу, поэтому я снова был оставлен на попечение ее сестры Рут, учительницы рисования и английского. У тети Рут было все, чтобы стать настоящим другом. Она мыслила прогрессивно, фонтанировала идеями и была настоящей иконой для своих учеников.
Тетя Рут брала меня с собой в еврейскую школу на Рикештрассе, что в северном Берлине, где сама преподавала. Там моими одноклассниками были настоящие городские дети, владеющие местным сленгом, чванливые и развязные. Поначалу на меня смотрели свысока, для них я был деревенщиной, но со временем они оценили мой практичный характер, и в конце концов я превратился в настоящего берлинца. И тогда первое пугающее впечатление от жизни в Берлине уступило место пониманию того, как она устроена.
Городские будни начинались с визитов пекаря, молочника и мальчишки-газетчика. Следом появлялись торговцы щетками, спичками, кремами для обуви, цветами, старьевщики и шарманщики. Все они работали на улицах между домами, тесно прижатыми друг к другу для сохранения тепла большого города. У них на задворках теснились здания поменьше. Их грязные кирпичные стены отражали звуки городской жизни: ревущие радиоприемники, выбивание пыльных ковров, детский плач, скрипучие лестницы, щебет канареек и ссоры супружеских пар.
Но кто бы ни стоял у власти – Кайзер или Гитлер, – а жизнь в Берлине шла своим чередом и по своим правилам. Кто мог представить, что представитель рабочего класса, живущий в многоквартирном доме, станет всерьез интересоваться расовыми вопросами. Его совершенно не заботило, чью кровь раньше пили насекомые, которые пробрались к нему в дом в поисках новых пастбищ: арийскую или же нечеловеческую, то есть – еврейскую.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
«Аптекарь Освенцима» – малоизвестная история Виктора Капезиуса, продавца фармацевтической продукции из Румынии, который в возрасте 35 лет вступил в ряды нацистов и в 1943 г. стал главным аптекарем в крупнейшем лагере смерти Освенциме. Частично основываясь на ранее засекреченных документах, Патрисия Познер рассказывает о личности Капезиуса, его бегстве от правосудия и наконец о привлечении его к суду через двадцать лет после окончания войны за многочисленные убийства. Однако «Аптекарь Освенцима» – это гораздо больше, чем рассказ о Викторе Капезиусе.
В 1944 году Майклу Борнстейну было всего четыре года, когда он попал в лагерь смерти, что сделало его одним из самых юных узников Аушвица. Майкл делится своей трагичной, но вдохновляющей историей выживания, опираясь на собственные воспоминания, а также на рассказы родных и близких. Это повесть о том, как мужество отца, неистовая любовь матери и одна внезапная, но своевременная болезнь смогли спасти ему жизнь, и как другие члены его семьи из села Жарки в Польше снова и снова с невероятной находчивостью избегали смерти от рук нацистов. «Я надеюсь, что читатели, увидев несправедливость, восстанут против нее, даже если она будет направлена против них.
Дневник венгерской «Анны Франк» впервые публикуется на русском языке. Страницы дневника охватывают полгода жизни Евы, начиная с февраля 1944 года, когда нацисты вторглись в Венгрию, а затем и в родной город девочки – Надьварад, и заканчивая в мае 1944 года, в день, когда Ева вместе с бабушкой с дедушкой попадают в Освенцим. В октябре того же года, Ева попыталась сбежать из лагеря и спрятаться в бараке. Ее нашел Йозеф Менгеле, известный также как «Ангел Смерти». По рассказам очевидцев, он собственноручно затолкнул девочку в грузовик, направляющийся в крематорий.
Летом 1944 г. Ева Мозес Кор и ее семья прибыли в Освенцим. Ее родители и две старших сестры были отправлены в газовые камеры, а Ева и ее близнец Мириам были переданы в руки человеку, который стал известен как Ангел Смерти, – доктору Йозефу Менгеле. Им было 10 лет. Это удивительная и вдохновляющая история о выносливости и жажде жизни перед лицом поистине всесильного зла, история о силе человеческого духа и способности прощать. Ева приняла замечательное решение – публично простить нацистов. Она основала музей Холокоста и образовательный центр CANDLES в Индиане, где читала лекции об истории Холокоста, учила прощению, искоренению ненависти и предрассудков в мире. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.