Мальчик, которого стерли - [67]

Шрифт
Интервал

— Я не могу на это смотреть, — сказал Чарльз, закрывая глаза ладонями. — Это слишком.

— Все почти кончилось, — сказала Доминика, залпом отправляя в рот новую пригоршню попкорна. — Сейчас начнется хорошее.

— Отче, прости им, — сказал Иисус, его голос был приглушен кровью, зубы лязгали, глаза были сосредоточены на будущем, которого не мог видеть никто из окружающих. — Прости им, ибо не ведают, что творят.

Мария, с дорожками от слез на лице, вцепилась обеими руками в землю и захватила две пригоршни грязи, ее лицо было искажено горем, неверием. Критики говорили, что фильм предполагался более точным, чем Библия, что Гибсон потратил много времени и денег, чтобы распятие казалось реальным, но, когда я смотрел, как исхлестанное туловище Иисуса сражается с силой тяготения, я не мог поверить, что человеческое тело может вынести столько насилия. Должен был быть какой-то предел, какая-то точка, где римские власти уже начали бы проверять пульс. Или, возможно, у каждого из нас был свой предел. Чарльз и Доминика иногда говорили о своих предках, рожденных в рабстве, которым доставались долгие побои совершенно ни за что, и все же многие из тех же предков прожили долгую рабскую жизнь, их раны зарастали, кожа становилась грубее, кошмар продолжался согласно плану.

В сравнении с той болью, что была на экране, моя боль казалась бессмысленной, совсем незначительной. Меня не хлестали кнутом, не били. Я не страдал за свою доброту. Конечно, это была правда, что с тех пор, как Дэвид меня выдал, какая-то часть меня все еще лежала на заднем сиденье маминой машины, глядя на молочно-белую ленту звезд и ожидая будущих ударов — но, даже зная, что они еще придут, я знал и то, что они никогда ничего не добавят к тому, что я видел в фильме. У меня нет права жаловаться. Я пройду терапию. Я заполню анкету.

* * *

Не в первый раз я принял решение, исходя только из чувства вины. Мои первые фантазии о мученичестве пришли в тот день, когда мне исполнилось шестнадцать. Хлоя подарила мне книгу «Фанаты Иисуса: Мученики» на день рождения, предполагая, что, если я ее прочитаю, это нас сблизит.

— Она изменила мою жизнь, — сказала она. — Теперь я не боюсь следовать за Христом, что бы ни случилось. Пускай хоть пистолет мне к голове приставят.

Я чувствовал нечто особенное, читая эти истории, вереницы тяжких смертей в руках нечестивцев, служившие примерами исключительной преданности, которая требуется в эти последние времена. Я читал книгу часами в спальне, заперев дверь, и представляя, как вооруженные команды спецназа врываются сквозь все замки и петли, чтобы допросить меня. Я представлял, как будут гордиться Хлоя и мои родители, если услышат, как я, с дулом пистолета во рту, вгрызаясь в мушку, невнятно произношу: «Я не отрекусь от Иисуса Христа, моего личного спасителя».

Но на самом деле я беспокоился о том, что я на самом деле скажу, когда наконец придет апокалипсис. Я беспокоился в основном потому, что чувствовал, как скверен я где-то глубоко внутри, в том месте, где я хранил свои фантазии о старших мужчинах — некоторых из дилерского центра, некоторых из церкви, хотя их черты лица вряд ли что-то значили. Плотно спрессованные моим страхом и стыдом, их тела закручивались в единую зловещую массу, которая грозила воздвигнуться и выставить меня на позор.

Сосредоточившись на насилии, даже получая удовольствие от фантазии о нем, я действительно больше сблизился с Хлоей. Мне казалось легче не обращать внимания на свои искушения, сосредоточиться на правильных поступках, представлять себя в будущем мужем доброй и прекрасной жены-христианки. И несколько лет мы были соединены в нашей любви к Христу, в нашей любви к мученичеству.

Я почувствовал это сильное подводное течение снова, когда смотрел «Страсти». Я пришел в кинотеатр, чтобы посмеяться над тем, что, как мне было известно, никогда не мог бы осмеять человек с моим прошлым. Я хотел убежать, спрятать лицо в расщелине скалы знаменитым жестом Моисея при явлении Бога. Когда встроенные светильники в кинотеатре зажглись, я отвернулся от седовласых дьяконов, преклонивших колени на переднем краю зала, но лишь после того, как робко оглянулся.

* * *

Воздух на улице был холодным, и слабый одинокий ветерок сопровождал нас до «эксплорера», который отец купил мне перед самым колледжем. Лишь несколько разрозненных машин были рассеяны по парковке, некоторые из них явно принадлежали кинозрителям, преклонившим сейчас колени. Было странно видеть их там, видеть мою машину в одиночестве на другом краю, видеть все эти здания и фабрики, которые привели нас к этому историческому периоду, в двух тысячелетиях от того мира, который мы видели на экране. Завеса тумана опустилась вдали и, казалось, распространялась по всему нашему маленькому городу. Она собиралась укрыть все вокруг, уложить свое покрывало между нами и звездами. Что за смысл во всем этом, подумал я, когда все пройдет?

— Куда ты? — спросил Чарльз. Чарльз и Доминика уже стояли перед «эксплорером», ожидая, когда я открою двери. Я прошел мимо них, не осознавая этого, сам не зная, куда.

Через несколько минут мы сидели в «Макдональдсе», единственном освещенном здании на несколько миль вокруг. Я не был уверен в том, как мы там оказались, рассеянный с тех пор, как мы вышли из театра. Каким-то чудом я не попал в аварию. Вести машину в таком состоянии — это была еще одна глупость за этот вечер.


Еще от автора Гаррард Конли
Стертый мальчик

Гаррарду Конли было девятнадцать, когда по настоянию родителей ему пришлось пройти конверсионную терапию, основанную на библейском учении, которая обещала «исцелить» его сексуальную ориентацию. Будучи сыном баптистского священника из глубинки Арканзаса, славящимся своими консервативными взглядами, Гаррард быт вынужден преодолеть огромный путь, чтобы принять свою гомосексуальность и обрести себя. В 2018 году по его мемуарам вышел художественный фильм «Стертая личность» с Николь Кидман, Расселом Кроу и Лукасом Хеджесом в главных ролях.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.