Мальчик из Ленинграда - [32]

Входная дверь хлопнула. По коридору шла знакомая девушка-узбечка.

Она узнала меня и издали поздоровалась.

— Получил письмо? — спросила она ласково. — Я тебе его неделю назад отправила. В детдом.

Сердце у меня забилось. Про какое письмо она говорит? Я не получал письма. Вдруг это плохое письмо… Я низко нагнул голову, я испугался.

— Ты не огорчайся, — сказала девушка. — Твоя мама без вести пропала, а не погибла. Сейчас многие… Не бойся!

Я не слышал, что девушка говорила дальше. Мне хотелось уйти из военкомата, остаться одному. Пропала без вести… У немцев в плену или навсегда, совсем пропала? Лицо у меня горело. Я пошёл по коридору. У входной двери прижался лицом к холодному стеклу, увидал, что ветер на улице ломает ветки, кружит белые лепестки. А по стеклу стекают крупные капли дождя.

Это был не ветер, а ураган.

Я не знал, что мне делать. Вспоминал, как собирала мама мой заплечный мешок в дорогу, как мы шли в последний раз в бомбоубежище и она успокаивала меня. Неужели я больше не увижу её? И мне захотелось сейчас же ехать отыскивать её. На фронт, в тыл к немцам, только бы найти маму!

Не помню, как я вышел из военкомата. Плохо помню, как добрался до чайханы. Идти было трудно, от дождя земля сразу распухла, стала скользкой. Ноги у меня разъезжались. Свернув с улицы Навои в наш переулок, я лицом к лицу столкнулся с тем новеньким, которого вчера привели к нам в детдом. У новенького под мышкой был свёрток.

Я вспомнил, что новенький вчера не ночевал в детдоме. Садыков поздно вечером зашёл к нам в спальню, спросил, кто его последним видел.

— Ты из детдома? — остановил я его.

Он отрицательно мотнул головой и бросился в сторону.

— Вожатый идёт! — крикнул он. — Бежим!

Новенький побежал по переулку, и я за ним. Мы пролезли в дыру с доской от выломанной двери, пересекли маленький узбекский двор и очутились на сквере.

Посреди сквера стояла фанерная будка. Вот тебе и раз! Ведь это сюда меня картавый мальчишка ночью завёл. Новенький подбежал к будке, открыл дверцу, и мы спрятались в фанерной будке.

Бегство

В будке стояли две пустые бочки. Я взобрался на бочку и через щели в стене стал смотреть, что делается снаружи.

Стены будки были худые, и вся она просвечивала. В щели рвался ветер, брызгал дождь. Но через большую дыру на крыше уже виднелся синий клок чистого неба. Ураган кончался, тучи расходились.

Садыкова я не увидел, уселся на бочку и сперва почувствовал облегчение. Хорошо, что я новенького мальчишку встретил. Он поймёт меня — товарищ по несчастью. С товарищем всегда легче.

— Ты убежал из детдома? — спросил я. — Где ночевал?

— На вокзале, — сказал мальчик. — Я хотел в Самарканд ехать. У меня под Самаркандом, в колхозе, дядя живёт. Я к нему еду.

— Почему же не уехал?

— Вчера поезда на Самарканд не было. Поезд сегодня пойдёт.

Мальчик примолк. Мне казалось, он чего-то не договаривает и с опаской глядит на меня. Как будто его не радовала наша встреча. А мне так хотелось рассказать ему всё!

— Зачем в Самарканд… Поедем на фронт! — начал я.

Мальчишка выглянул из двери.

— Есть хочешь? — спросил он.

— Не хочу… Мама моя без вести пропала, — с трудом выговорил я. И пожалел: зачем я сказал ему про маму? Он даже не слушал меня.

— Сиди тут, — сказал он. — Мимо сквера колхозники на базар ездят. Я у них что-нибудь выпрошу!

Он выскользнул в дверь. В будке стало тихо. Только изредка стучали по крыше дождевые капли. Солнце проглядывало и опять пропадало. Но теперь я рад был, что мальчишка ушёл. Глупый он, кажется, парень. Славка его настращал, что в детдоме плохо. Но ему бы хорошо жилось. А вот я… Мне не надо туда возвращаться. Не надо. Бедная мама… В последнее время я меньше вспоминал о ней. Мне жилось хорошо, я думал, и ей так же. Она в санитарных поездах разъезжает. Операции делает, раненых спасает. Получает ордена и медали. А мама без вести пропала! Если бы я знал про это, не стал бы вчера в новый френч наряжаться, разведчика изображать…

Паровоз прогудел рядом. Стучали колёса, ехал поезд. Значит, недалеко железная дорога. Может, и вокзал близко.

Мальчишка не возвращался. Второй поезд прошёл мимо. Остановился. Спустил пары и дал гудок: скоро отправится.

А мне вдруг представилось, что к вокзалу подошёл сейчас длинный состав — военный. Бойцы с котелками бегут по перрону. Спрятаться бы в тамбур, поехать с ними.

Я высунулся в дверь.

Передо мной был заброшенный пустой сквер с разрушенным фонтаном.

Дождь уже прошёл, небо с белыми облаками было похоже на синее море с гребешками волн. Почему новенький не идёт? У меня не хватало терпения сидеть тут. Надо уходить. Я постоял в дверях, опять вошёл в будку. Куда пропал мальчишка? Может, в детдом вернулся?

Мне захотелось, чтобы он вернулся туда и рассказал, где я, что со мной случилось.

Прошло ещё с полчаса, и ждать стало невтерпёж. Я вышел из будки. Пересек сквер, свернул на широкую, мощённую булыжником улицу с высокими пирамидальными тополями. По улице шёл народ. Я обгонял прохожих. «Вокзальная», — прочёл я на перекрёстке. Та улица, по которой я ночью шёл с картавым. Значит, прямо на вокзал попаду?

Около витрины с большим кренделем я остановился. Из распахнутых дверей булочной пахло хлебом. У меня под ложечкой заныло от голода. Есть захотелось. Вспомнил я, как пробирался из Поволжья в Коканд… И тут кто-то тронул меня за плечо. Я увидал Ульмасай-апа в полосатом длинном платье.