Мальчик из Бухенвальда. Невероятная история ребенка, пережившего Холокост - [32]

– В общем, я отплываю в Америку из Шербурга… на пароходе… на остров Эллис, – закончил Абе. – Ромек, мне страшно.

– Чего ты боишься? – спросил я, моргая, стараясь сосредоточиться на Абе, а не на наших с ним воспоминаниях.

– Что, если… если я никогда не найду мою семью, Ромек? – сказал он, и голос его надломился. – Если я уеду в Америку, как они отыщут меня?

– Как я тебя отыщу? – неожиданно для себя задал я вопрос. Сидя там и глядя на Абе, я думал лишь об одном: Скольких еще мне предстоит потерять?

Глава двенадцатая

В последние дни перед освобождением Бухенвальд бомбили.

Американские бомбы взрывались так близко, что наши бараки сотрясались. Несколько раз мы с Абе слышали свист, с которым падает бомба.

Я умолял Абе бежать, скрыться, покинуть лагерь, прежде чем бомба свалится нам на голову. Не может быть, говорил я Якову, что мы пережили все это, чтобы погибнуть, не обретя свободы.

Накануне освобождения Яков нам сообщил, что нацисты увезли 150 еврейских мальчиков. Их отправили на поезде в никуда. Эсэсовцы просто хотели избавиться от них, скрыв следы своих преступлений. Сейчас выходить из барака опаснее всего, предупреждал он.

Перед самым рассветом, когда в лагере стояла полная тишина, Абе, однако, согласился бежать со мной. Откуда нам было знать, что до свободы осталось каких-то пару часов? Нам представился шанс – везде, в том числе в казармах СС, было тихо. Мне не пришлось напоминать Абе, что караульные на сторожевых башнях могут и не спать и что обычно они используют заключенных, которые покинули свой барак, в качестве мишеней, тренируясь в стрельбе, и если кто-то выйдет помочиться или покурить, его ждет смерть.

Когда мы с Абе пробрались наружу, то первым делом вымазали грязью лица и белые полосы на лагерных робах, надеясь, что такая маскировка нас спасет.

Пока мы по сантиметру, практически на цыпочках, пробирались к металлическим воротам, я увидел цветок.

Белый цветок, выросший в грязи.

– Кажется, мы умерли, – шепнул я Абе.

На улице было прохладно. В тусклом свете огней с караульной башни я видел облачка пара, вырывающиеся у меня изо рта.

– Значит, это небеса? – прошептал Абе в ответ, тоже заметив пар от своего дыхания.

Мы с ним замерли. Тишина вокруг пугала и тревожила еще сильней, чем страх быть убитыми американской бомбой. Я шепнул Абе, что предпочел бы слушать зычный храп Якова или спокойный голос Большого Вилли, который будит нас на утреннюю перекличку.

После полудня 11 апреля 1945 года мы с Абе прятались под деревянными нарами – застывшие во времени, не понимая, живы мы или мертвы.

Снаружи слышались звуки быстрых шагов, приветственные крики и песни.

Яков заглянул в здание и сказал, что теперь все мальчики могут выходить. Подполье и сопротивление захватили лагерь, эсэсовцы ушли. Часы над входом остановили на отметке 3.15 – это был момент нашего освобождения.

Я думал только о том, что много лет каждое утро просыпался в кошмаре.

А теперь передо мной открывалась целая жизнь. Я выжил.

«Но что такое жизнь? – думал я, глядя, как американские джипы въезжают в лагерь. – Что может придать ей смысл, если тебя превратили просто в порядковый номер?»

– Меня зовут 117098, – сказал я американскому солдату, когда он спросил мое имя. Вот кем я был целых три года.

Номером 117098.

Даже белый цветок в грязи – символ надежды – напугал меня.

Он олицетворял свободу, в то время как я знал только плен.

* * *

Как-то утром, в конце августа, когда тарелки и остатки еды после завтрака были убраны, персонал OSE разделил нас на команды для Маккавейских игр. Один из сотрудников сказал, что нас делили с учетом возраста, а также старались отправить друзей по разным командам, чтобы мы познакомились с другими мальчиками. Абе, Салек, Марек, Джо и я оказались в разных командах. Мальчишка из Венгрии, который хотел побить нас с Абе в Экуи, был вместе со мной. Он ругнулся на меня, когда люди из OSE раздавали нам шорты и белые футболки. Пока мы шли наверх, чтобы переодеться, он толкнул меня на ступеньках. Хотя в Экуи он проявил ко мне сострадание, теперь с этим было покончено.

Мы сидели по командам на газоне перед особняком. Сначала, объяснили нам, мы должны дать команде название. Хоть моя команда и сидела вместе, никто ничего не предложил. Мы с подозрением оглядывали друг друга с головы до пят. Наконец мальчик из Варшавы выкрикнул какое-то название. Остальные пожали плечами. Всем было все равно. Нам велели написать название команды на плакате, который мальчик из Варшавы нес в руках, пока мы шли парадом по футбольному полю во время церемонии открытия игр.

Сотрудник OSE официально объявил, что игры начинаются, и напомнил нам о правилах справедливости, товарищества и спортивного духа, которым мы должны были следовать. Игры не для того, чтобы победить, а чтобы поддержать друг друга. Нам предстояло соревноваться в беге, прыжках, футболе, скатываться с холма по траве, перепрыгивать с дерева на дерево с помощью канатов и тому подобное.

Мне нравилось бегать, и я дошел до полуфинала в беге на среднюю дистанцию. Но проиграл Абе, который меня обогнал. Он победил не только в этой гонке, но выиграл также еще и два забега на короткие дистанции.