Мальчик и тьма - [4]

Он шел и шел вперед, схватывая краем глаза полузнакомые, полузабытые очертания и формы, останавливавшие на себе взгляд своей необычностью: то пятно на дороге в виде трехпалой лапы, то закрученная в спираль ветка над головой, пока все это не отдалилось от него в небытие и он не остался в полном одиночестве, и не было больше следа или знака, которые могли бы указать ему путь.

Охваченный холодной волной страха, он бросился бежать, но отсвет его факела выхватывал из мрака только обрывки паутины и неподвижных ящериц, застывших на увитых плющом каменных уступах. Не было вокруг ни души, и мертвую тишину нарушали только звуки редких капель да шелест плюща.

Мальчик все время помнил - очутился он здесь потому, что ему опостылело быть узником в собственном замке, пленником бесконечных торжеств, помнил свой гнев и решимость преступить священные законы своего рода и своего королевства… и бессильно топнул ногой. Потому что уже страшился того, что сделал, страшился ночи. И опять он пустился бежать, его шаги гулко отдавались в камне, пока не заглохли на глинистой земле небольшой долины с редкими деревьями, раскинувшими ветви словно в отчаянии. Из-за туч выглянула луна, и Мальчик увидел, что прямо перед ним течет река.

Река. Но какая! Около его замка тоже протекала река, но эта была совсем иной - широкий неторопливый поток без единого деревца по берегам, вяло несущий свои воды, освещаемые угрюмой луной.

Мальчик стоял, разглядывая реку, и вдруг почувствовал за спиной приближение чего-то темного. Он обернулся и увидел псов.

Явившись словно из ниоткуда, они стояли за его спиной сплошной массой. Никогда в своей жизни Мальчик не видел столько их сразу. Конечно, ему случалось встречать в замке бродячих собак, с оскаленными клыками пробиравшихся вдоль стен,- он помнил какие-то смутные тени, изредка поднимавшийся лай, визг и драки. Но эти псы были не такими. Они казались порождением дня и ночи, спокойные, уверенные, с высоко поднятыми хищными длинными мордами, пришедшие из другого, незнакомого мира, где обитали в покинутых домах и заброшенных монастырях, и было их так много, что они покрывали землю, как опавшие листья.

Их вызвала из небытия ущербная луна. Влекомые ею к реке, они и его принуждали идти туда же.

Все в них дышало свирепостью. И хотя ни один из них даже не коснулся Мальчика, ему пришлось дюйм за дюймом отступать к берегу, где дожидалась его утлая лодчонка. Теснимый псами, он забрался в нее, трясущимися руками отвязал цепь и, оттолкнувшись шестом, предоставил суденышко воле волн. Но псы не оставили его в покое. Тут же очутившись в реке, они окружили его лодку, и скоро на освещенных луной волнах качалась целая флотилия - собачьи головы с навостренными ушами и белыми ножами клыков. Но самым страшным казались их глаза - мерцающие, ядовито-желтые без оттенков и, если цвет возможно выразить в моральных категориях, неискоренимо грешные.

Удивленный и напуганный этим странным окружением, Мальчик все-таки чувствовал себя с этой сворой в большей безопасности, чем когда был один. Псы стали его нечаянными попутчиками, и они, в отличие от камня и железа, были живыми. Жизнь ощущалась в них, жизнь, которую Мальчик ощущал и в себе. И он вознес благодарственную молитву, упираясь шестом в илистое дно реки.

Он смертельно устал и очень хотел спать, но не позволял глазам закрыться. Наконец он достиг противоположного берега и, переступив через борт, шагнул в теплую, залитую луной воду. В тот же миг псы развернулись и, подобные темному ковру, уплыли в ночь.

Так он опять остался один, и вместе с одиночеством страх наверняка вновь вернулся бы к нему, не будь Мальчик так измучен. Измучен до того, что, с трудом одолев полосу мелководья, он, едва выбравшись на берег, тут же повалился на траву и уснул мертвым сном.

Мальчик не смог бы сказать, сколь долго проспал, но, когда он пробудился, солнце стояло уже высоко, и все было плохо. Это был чужой воздух. И все здесь было чужим. Еще ночью он понял, что заблудился, но теперь пришло чувство не просто оторванности от родного дома, но чего-то непонятного и чуждого, вставшего между ним и его прошлым. Он не только всем сердцем рвался вернуться - это само собой, но еще больше ему хотелось избежать встречи с тем неведомым, что ждало его впереди. Хотя что именно ждет его там, он не имел ни малейшего представления. Мальчик понимал только, что это будет другим. Все чувства его обострились до предела: зрение стало более острым, будто с глаз спала пелена, вдруг стали доступны неведомые ранее запахи, которые, хотя и не были неприятными, несли с собой какую-то угрозу.

Пока он спал, лодку его унесло течением, и не оставалось ничего другого, как, повернувшись спиной к реке, устремить стопы к длинной гряде пологих холмов у самого горизонта.

Но каким же зловещим предстало ему все вокруг! Перед глазами мелькали отвратительные серовато-зеленые пятна, напоминавшие слизь, оставленную проползшей гигантской улиткой. Эти пятна были повсюду - на разбросанных там и здесь камнях, на редких островках травы, на земле,- поблескивая в солнечных лучах, как кожа прокаженного.