Мальчик А - [67]

А ведь буквально недавно ему было страшно. В свою первую ночь в этом крыле с идиотским названием «Пустельга» он чуть не умер от страха, когда кто-то пригрозил выебать его в задницу. Асендадо сказал, что здесь так принято: каждый кому-нибудь угрожает, но чаще всего это просто пустые слова. Но А не был в этом уверен, тем более, после того, как его только что измордовали до полусмерти. Причем парень, который его избил, предупреждал надзирателей, что так все и будет. Но ему не поверили, не приняли его всерьез. А потом, по дороге на полдник, кто-то вмазал ему кулаком в поясницу.

— И не закрывай, бля, окно, пока тебе не разрешат, — сказал голос у него за спиной. Знакомый голос. — Вчера мне просто хотелось послушать, как ты поешь. А сегодня мне хочется покурить, так что с тебя осьмушка табаку. И смотри у меня, у тебя рожа и так как залупа, а если к вечеру табака не будет, я тебя так изукрашу, что мало точно не покажется. — Парень обогнал А и прошел вперед, вниз по лестнице. Он был ненамного крупнее А, но при нем были два прихлебателя. Так сказать, группа поддержки.

— И что мне делать? — спросил А у своего сокамерника.

— Можно попробовать откупиться, — сказал Асендадо. — Табак я тебе дам. Взаймы, понятное дело. Потом отдашь. — Он повернулся к А и посмотрел ему прямо в глаза, чтобы тот сразу проникся серьезностью сказанного. — Но не отдавай его сразу. Пусть этот придурок поймет, что ты просто так не сдаешься. И тогда в следующий раз он к тебе не полезет, выберет кого послабее. Здесь не обязательно побеждать. Но драться надо. — Он рассмеялся. — А у тебя сейчас самое что ни на есть подходящее время. Ну, чтобы подраться. Все равно рожа разбитая, так что сильно с тебя не убудет.

А не смеялся. Ему было совсем не до смеха. А чуть позже Асендадо ему показал, как надо правильно драться. Драться надо вблизи, вплотную — чтобы противник не смог размахнуться и ударить тебя по лицу. Они отработали удары по голени, по коленям и по локтям. Отработали, как бить в глаз и крутить уши. А сцеплял руки в замок на воображаемой шее и долбил головой в лицо воображаемого же противника, пока его кровь не забурлила адреналином. Ему почти не терпелось скорее начать драку. Но только почти. Потому что он хорошо помнил слова куратора: не ищи приключений на задницу, держись тише воды, ниже травы. Избегай неприятностей. Но здесь, в тюрьме, бежать некуда. Можно, конечно, тихонько отойти в сторонку, но рано или поздно придется вернуться на место.

Парень явился за табаком в так называемый «час свободного времени», или «час для общения», когда Асендадо не было в камере. Он куда-то ушел по своим коммерческим делам. А сказал парню, что табака у него нет, хотя табак был: лежал в носке, упакованный в плотный сверток. Парень сказал, что табак ему нужен к ужину. В противном случае он приведет своих друзей, и А будет хреново, обидно и больно.

Дрожа, как осиновый лист, А потянулся было к носку. А потом на него снизошло холодное спокойствие: окружило плотным кольцом, как когда-то — ребята из класса, его мучители. Он встал и сказал:

— Отьебись от меня, понял?

Когда Асендадо вернулся в камеру, было еще непонятно, кто из них берет верх. Оба были в крови с головы до ног. Асендадо кое-как вырвал парня из захвата А и вытолкал его за дверь. Тот ударился спиной о перила. Презрительно усмехнулся, вытер кровь под носом разодранным рукавом и ушел, не оглядываясь.

— Так, — задумчиво проговорил Асендадо. — Кажется, получилось.

Больше тот парень к А не домогался. Иногда он кивал ему и улыбался при встрече. И А улыбался в ответ, сверкая новыми зубами.

Терри пришел к нему через полгода. Полгода понадобилось на то, чтобы оформить все необходимые документы. А сообщили о предстоящем визите за три дня, и все эти три дня он ходил взвинченный и возбужденный. Он ни минуты не мог усидеть на месте, не мог сыграть даже — партию в очко. Целыми днями ходил по камере взад-вперед или подолгу смотрел в окно, словно пытаясь увидеть там что-то от внешнего мира, который уже очень скоро придет к нему в лице Терри.

Терри сказал, что А выглядит очень даже неплохо, и, наверное, так оно и было. Сам Терри выглядел просто отлично: здоровый румянец, хороший загар. Хотя он сказал, что в этом году еще не был в отпуске. Должно быть, он просто смотрелся таким загорелым по сравнению с бледными лицами заключенных, которые почти не бывают на улице. Они говорили о прошлом; вспоминали все, что было хорошего, как это обычно бывает, когда люди стараются забыть о плохом. Ну или хотя бы не думать об этом плохом. Гул разговоров медленно растекался по помещению, сливаясь с клубами дыма от двадцати разных марок сигарет. Народу в комнате для свиданий было немало: матери, жены, подруги и дети. Отцов было мало. Терри тоже, наверное, приняли за отца А. Вернее, приняли бы, если бы это было кому-нибудь интересно. Если бы кто-то заметил, как они обнялись, когда время свидания подошло к концу и как глаза Терри заблестели от слез, когда он сделал знак А, мол, держи хвост морковкой; как, уже стоя в дверях, они обернулись, одновременно, и помахали друг другу, и улыбнулись, как улыбаются только родные люди, отец и сын. Люди, которые по-настоящему любят и ценят друг друга. Люди, которые всегда были вместе. Всегда сообща. Или которые пережили большое горе, одно на двоих.