Малайсийский гобелен - [41]

— Не может быть… ее мать…

— Мать ради спокойствия, ради выживания заставляет девушку уступать желаниям своего брата. И не только Летицию, но и ее сестру Розу, без различия. Об этом мне рассказал Жозе. Однажды вечером мы выпили немного, и он мне о многом поведал. Что еще может произойти в таких нищенских условиях, вызванных непосильной эксплуатацией?

На меня вдруг напал приступ слабости.

— Чудовищно, противоестественно! — Я тряс головой. — Преступно!

— Далеко не противоестественно, как ты назвал это, при таких диких условиях это происходит сплошь и рядом. Нищета сильнее нравственности. Еще и по этой причине мы должны заставлять мир идти к прогрессу. Мы должны победить нищету, иначе мы все задохнемся от нее.

Кровь прилила к лицу. Я покраснел.

— Этот старый калека! И ты оправдываешь то, что он делает с Петицией? Как ты думаешь, что она при этом чувствует?

Отто, всем видом дававший понять, что разговор окончен, снова повернулся ко мне:

— Я лишь хочу сказать, что безмерное богатство порождает безмерную нищету, а бедность порождает грех. Все мы одинаковые жертвы бедности. Ты должен раскрыть глаза и посмотреть на действительное положение вещей.

— Ты все еще оскорбляешь меня. Даже люди богатые знают, что бедность и порок не ходят порознь, и делают все от них зависящее, чтобы выправить положение. Но личности есть личности, и они несут личную ответственность за свою судьбу, как бы несчастна она ни была.

— Личность не играет большой роли в борьбе, — сказал Отто. На этот раз он отвернулся от меня и дал необходимые инструкции Рино.

Не только бедность приводила к несчастьям, богатство, например, приносило Армиде массу неприятностей. Несчастья необходимо решительно отражать, где б они ни появлялись.

Величественная картина, развернувшаяся передо мной, вернула меня к происходящему. Первые ряды шествия уже подошли к Букинторо. Яркие знамена и пестрые одежды добавляли все новых и новых красок сборищу. На балконах торговых особняков стали появляться фигуры зевак. Платья на многих женщинах были просто великолепны. Они опирались маленькими руками о балюстраду и смотрели вниз — каждая на миг задерживала свой взгляд на мне.

Страх исчез. Я должен был сыграть наиболее драматичную роль в своей жизни. Я выполню ее до конца. Что касается Бентсо-на, то, конечно, быть бедным — горе, но мир ни в коем случае не был таким плохим, как он считал. Ни один человек возвышенного склада не мог смотреть на Букинторо без волнения и подлинного наслаждения.

Что до Летиции, то бедность там или нет, но она просто потаскушка. Я докажу, что достоин благородной Армиды, такой красивой и доброй. Наша недавняя размолвка произошла по вине Летиции и будет сглажена, когда следующий раз Армида попадет в мои объятия. При этой мысли моя грудь раздулась, как семь шелковых мешков, висящих над моей головой.

Ко мне приблизились Гойтола и герцог Ренардо. Последний кивнул мне в знак приветствия, и я ответил ему поклоном. Он был выше меня, типичный представитель своего класса. Говорил он доброжелательно.

— Ты выглядишь довольно уверенным, де Чироло. Поздравляю. Ты расшевелил зависть моих друзей, которые почитают за честь быть на твоем месте. Но я сказал им, что это не в моей власти. — Он кивнул в сторону Гойтолы.

— Они уже староваты для полетов в небесах, — сказал в свою защиту Гойтола. Он спросил, объяснил ли мне Бентсон, как все работает.

— Здесь заложен новый принцип, — объяснил Гойтола, постучав тростью с золотым наконечником о самую большую бочку. — В этих бочках находится смесь воды с железными опилками, которая может быть перемешана путем поворота вон той ручкой. Затем Бентсон со своими людьми через воронку заливает серную кислоту. В результате химической реакции выделяется водород, который легче воздуха. Водород устремляется вверх по резиновому шлангу и заполняет шар, вытесняя обычный воздух, который тяжелее водорода, в точности как плохое изгоняет хорошее.

Он почесал подбородок кончиком трости, и мы уставились на большой мешок, который уже полностью раздался и заполнил обрамляющий деревянный каркас.

— Мешок сделан из шелка с резиновой пропиткой, примененной для лучшего удержания газа, — продолжил Гойтола. — Снаряжение, висящее внизу, позволит тебе осуществлять некоторое управление воздушным шаром при его свободном полете. Шар отпускается на волю, если потянуть вот за этот шнур. Защелки выдергиваются из каркаса, и секция отделяется. Устройство одинаково в главном шаре и в шести меньших шарах.

— Весьма изобретательно, — сказал я.

С края платформы уже привели жеребца и ставили его в упряжь под самым большим шаром. С противоположной стороны приближался священник, с выражением лица, присущим только священникам. Бьюсь об заклад — они вырабатывают его, наблюдая за трупами.

Ритуал был завершен, хор разразился пением, а собравшееся скопище аплодисментами. Черного жеребца с серебряными подковами затолкали на маленькую платформу и туго натянули сложную сбрую, после чего я его оседлал. Бентсон шлепнул меня по пояснице перед тем, как выдернуть болтающийся шнур, о котором упоминал Гойтола. Щелкнули задвижки, все замолчали. Верхняя секция деревянной клетки открылась. Аэростат начал подниматься. Рино и его помощник поспешно откупорили бочонок и отпрянули назад. Рино отдал мне честь. Стропы и шлеи упряжи вокруг меня натянулись и заскрипели. Звероподобная рожа Рино сгинула внизу. Я был в воздухе!