Малайсийский гобелен - [14]

Намереваясь несколько охладить его пыл, я сказал:

— Это лишь будет напоминать сцену, в которой всех внезапно разбил паралич.

— Вы, актеры, настолько эфемерны, ваши действия и поступки изображаются в воздухе и исчезают. Когда же падает занавес, вся ваша игра забывается. Но благодаря ртути и заноскопу, ваша игра станет бессмертной, ваша пьеса будет продолжаться. Я не возражал бы заключить пари о том, что драма, которую вы будете разыгрывать для меня, будет смотреться с таким же интересом и после твоей смерти, Периан.

В этом месте я не мог сдержать улыбку. Бентсон являл собой курьезную фигуру. Он произносил свою речь, постукивая по старому японскому волшебному фонарику с рифленой трубой, с видом человека, ожидавшего появления джинна.

— И в какой это великой драме ты желаешь меня увидеть? Мы будем ставить Софокла или Сенеку?

Он подошел ко мне ближе. Затем шагнул назад. Затем вернулся и сжал мои руки в своих. Затем он отпустил мои руки и поднял свои над головой.

— Периан, моя жизнь тяжела и меня окружают враги. Я хочу, чтобы между нами было полное доверие и в жизни, и в делах.

— Когда мы встретились, ты сказал, что у тебя есть враги, а у государства повсюду глаза.

Это предположение было более реальным здесь, в липкой темноте мастерской, чем на залитой солнцем улице.

— Мы должны верить друг другу. Мы находимся в одинаковой ситуации, а именно: мы ни в чем не уверены в этом мире. Я стар и должен обеспечивать жену, ты — молод и свободен, но, поверь мне, небо и, что более важно, общество — против нас. Такова политическая ситуация. У меня две страсти: искусство и справедливость. По мере того, как я становлюсь старше, более важным для меня становится справедливость. Я ненавижу богачей, когда вижу, как они заталкивают в грязь бедняков.

— Это закон природы. Я тоже намереваюсь когда-нибудь разбогатеть.

Он почесал голову и вздохнул.

— Тогда мы отложим разговор о справедливости на завтра, а сейчас поговорим об искусстве. Это тебе более по вкусу?

— Расскажи о своей драме.

Он снова вздохнул, разглядывая беспорядок в мастерской.

— Молодежь ни о чем не заботится.

— Ты не можешь, так говорить. Почему старики всегда относятся к молодым с презрением? Я отличный актер, ты мог бы это выяснить, поинтересовавшись. Мое искусство — это моя жизнь. Моя жизнь — это мое искусство. Если ты хочешь, чтобы я помог тебе, расскажи мне о своей драме.

— Мой дорогой юноша… Ну, хорошо, давай говорить об искусстве, если ты хочешь. Я люблю все виды искусств, все искусство, в том числе драму, хотя, чтобы заниматься искусством, у меня всегда не хватало денег. Для моей первой постановки на заноскопе я написал драму под названием «Принц Мендикула, или Веселая трагедия принца, Патриции, генерала Геральда и Джемимы».

— Яркое название. И о чем же твоя веселая трагедия?

— Ну, если хочешь, это скорбная комедия. Детали еще не сложились в стройную картину. Они ясны, но не совсем… У меня определенные затруднения с деталями. Правда, для упрощения воспроизведения на стекле я планирую поставить драму без деталей…

— Я должен буду сыграть роль принца Мендикулы? Он просиял, показав отсутствие зубов.

— Ты, мой дорогой мальчик? Ты слишком молод, чтобы быть принцем Мендикулой. Ты будешь играть роль стремительного генерала Геральда.

Бентсон начал развивать передо мной свой замысел, который обогатит, если и не станет вершиной, драматическое мировое искусство. Я проявлял все внимание, какое только мог. Он говорил с нарастающей быстротой. Затем повел меня в комнату, где хранился хлам и показал реквизит для своей драмы. Реквизит был бедным, костюмы потерты и изношены. Мой интерес к афере Бентсона подогревался сознанием того, что божественная Армида Гойтола будет также вовлечена в нее. Я начинал понимать, что участие в этом предприятии выгодно и для моей карьеры. Бентсону оказывал поддержку могущественный патрон, сам глава семьи Гойтола. Кроме того, если изобретение Бентсона получит широкое признание, то неплохо, если и мое имя будет как-то к нему пристегнуто.

Я прервал излияния старика и заявил:

— Не разрешишь ли ты мне сыграть роль принца? Бентсон поднял левую руку и забарабанил пальцами по своей щеке.

— Роль Геральда подходит тебе больше. Ты мог бы стать хорошим генералом. Твой возраст недостаточно почтенен для роли Мендикулы.

— Но я могу загримироваться, приклеить бороду, замазать черной краской зубы и сделать все остальное, что ты хочешь. Кого ты назначил на роль принца?

Он пожевал нижнюю губу и сказал:

— Понимаешь, это, как бы сказать, пробное, рискованное мероприятие. Мы все рискуем, принимая в нем участие. Я не могу позволить себе нанять более одного профессионального актера, которым и являешься ты. Твой внешний вид и репутация помогут нам. А на роль принца я планирую одного из парней, работающих в моей мастерской, не лишенного достоинств молодого человека по имени Бонихатч.

— Бонихатча? Этого типа с желтыми усами? Но у него же нет опыта игры на сцене. Он просто твой ученик.

— Для пьесы, которая будет воспроизводиться через заноскоп, актерской игры практически не потребуется. Бонихатч хороший человек, я полагаюсь на него. У меня должен играть Бонихатч, это решено.