Малая Бронная - [79]

— Как просто привлечь внимание здоровых, а Даша и не посмотрела бы. — Ребята засмеялись, провел врач как детишек. — Вернемся к Даше. Она долго мучилась от жестокости свекрови, терпела. Но вот однажды растоптала ее портрет, задушила ребенка и потеряла сознание. Теперь не может понять, жив ли ее ребенок, не может вспомнить его имя. Но сознание изредка проясняется, есть надежда на выздоровление, молода, девятнадцать лет. Это и беда: не могла сопротивляться злу, но благо сильный организм, думаю, справится.

Он оглядел своих учеников, не устали ли. Все внимательно слушали.

— Итак: длительное страдание, взрыв-помрачение, депрессия, патологический аффект в чистом виде. Как поступить с преступницей, убийцей, товарищи юристы?

— Невменяема, оправдать, — сказал Осип.

— Если есть заключение экспертизы — дело прекратить, — возразила Аля. — Как Даша попала сюда?

— Свекровь заявила, что Даша вначале набросилась на нее, следственные органы направили обвиняемую на экспертизу. Но люди все видят, старуха уже осуждена за доведение зависимого лица до преступления.

— А свекровь психически здорова? — спросила Лиза.

— Экспертиза установила: вменяема. Уверенная в своей безнаказанности, она «перестаралась».

Встав, врач поднял руку, все смолкли.

— Ну-с, благодарю за активность. До следующих занятий!

39

Торопливый резкий постук костылей, дверь рванули, и Витенька закричал с порога аудитории:

— Ребята, Япония напала на США!

— Ну? Прямо на Вашингтон? — пошутил не поверивший такой сногсшибательной новости Реглан.

— Говорю же: японцы объявили войну США, — раздраженно повернулся к Реглану Витенька. — Напали на их военную базу Пирл-Харбор.

— Тоже мне Америка, — протянул Реглан. — Пирл-Харбор на Гавайях.

— Все же напали. Ай, Моська, знать, она сильна, — усмехнулся Осип. — Теперь зашевелятся. Нет худа без добра. Запомним, друзья, этот день седьмое декабря, день раскола мира на лагерь антифашистов и фашистов.

— Нам второй фронт нужен, а не теоретические определения, — уколол в запале Витенька вместо Реглана Осипа.

Тот, снисходя к Витенькиной молодости, успокоил его:

— Второй фронт нужен, и еще как! Да только все эти англо-американцы честно воевать не любят.

Обсуждение прервала Мария Михайловна. Вошла с какими-то листками, поправила шапку на курчавых волосах, выждала и начала:

— Я как завуч…

Всегда она козыряет этим завучеством. Аля слушала невнимательно, накачивает их дисциплиной, а они уже взрослые.

— …Это серьезное правовое поручение, первая ваша юридическая практика…

Как всегда, хотелось выкрикнуть: «Покороче!» Да неудобно, завуч, немолодая, больная женщина.

— …Проверка правильности выдачи карточек в ЖЭКах. Староста, получите направления для своей группы. Распределили так, чтобы поближе к месту жительства, но, конечно, не в свой ЖЭК.

Але достался ЖЭК у зоопарка. Она посмотрела направление-удостоверение. Подписи, гербовая печать под ее именем. Первый форменный документ для юридической работы.

Утром шла по Малой Бронной к Садовой, оттуда к зоопарку и представляла, как ей «обрадуются» в этом ЖЭКе. До войны она знала только своего домоуправа, болезненного и грубого мужчину в летах. От Барина, водившего с домоуправом какую-то странную дружбу, все знали, что тот обирает электриков, слесарей и дворников. Грянула война, смыв домоуправа. Его заменил еще более немощный бухгалтер, которого однажды в бомбежку люди приняли за шпиона. Но все дела с ЖЭКом улаживала мама, поэтому было очень не по себе от предстоящей встречи, ждала отпора ее проверке.

Встретила ее пожилая женщина в дворницком фартуке поверх старенького пальто и в мужской ушанке.

— Я, я домоуправ, — сказала она приветливо. — И бухгалтер, и дворник. Бухгалтер у нас старенький, поехал забирать дочь из Волоколамска, да опоздал, нету, и что с ним?

— Прошу домовые книги и списки на получение продовольственных карточек.

Разобравшись в этих нехитрых документах, Аля стала вызывать жильцов с паспортами. В таком большом доме людей оказалось мало.

— Фронт и эвакуация людей разбросали, — сетовала домоуправша.

И все же дело нелегкое. Кто уехал совсем, кто опять вернулся, в больнице, госпиталях…

— А помогу-ка я тебе, дочка, — предложила домоуправша.

— Спасибо, но я прислана проверять вашу работу.

— Я же не потому… а помочь, — смешалась женщина так, что на нее стало неловко смотреть.

Конечно, хотела помочь, но нельзя, теперь хоть обнимай обиженную. Аля смолчала. Работать было трудно еще и из-за холода.

Люди шли жиденькой цепочкой, подавали паспорта и молчали. Почему? Она смотрела в их лица, но они избегали ее взгляда, кутались, терпеливо ждали своей очереди. Никто не возражал против проверки, но никого она и не радовала. Впервые Аля столкнулась с отношением людей к официальному лицу, которое не помогает, а выясняет.

Отдыхая в перерыв от дел, Аля запивала кипятком принесенный из дома хлеб и думала, как же тогда люди воспринимают следователей, прокуроров, судей? Во всяком случае, не приветливо. Трудно будет работать.

На третий день, принеся кипяток из своей квартиры, домоуправша поделилась тревогой за дочь:

— Боюсь за свою Людочку, такая нервная, скоро роды… бомбежек не выносит. В марте выскочила замуж, муж на фронте, отец тоже, да не молоденький, а в армию не взяли, так он в ополчение подался.