Малая Бронная - [27]

* * *

Едкий сигаретный дым давно уже заволок все помещение. Он снова закуривает, делает пару затяжек и тут же сминает в пепельнице почти целую сигарету. Сосредоточенный, нервный – великий талант в разгаре созидательного процесса, еще не знающий, хорошо или плохо удалось его творение.

– Ну и как, по-твоему? – спрашивает он. Если бы я не знала его так давно, я, должно быть, не уловила бы в его голосе едва слышное напряженное волнение. – Убедительно получилось?

– Вполне, – отзываюсь я. – Особенно эта Шура, переживающая, кому достанется жилплощадь.

Он ухмыляется с некоторым облегчением. Как бы там ни было, а моему вкусу он доверяет и моих вердиктов опасается, в чем, конечно, открыто не признается никогда.

– Вечно тебе верится только в низменное. Этак мы скатимся до обыкновенной чернухи. А людям нужен позитив, свет, надежда.

– Я помню, ты говорил, – киваю я. – Именно это я и старалась сделать, когда работала над этим материалом, – внушить надежду.

– Я понял, – кивает он. – И постарался именно эту тему передать глубже всего. Ну и как, на твой вкус, у меня это получилось? Не слишком слезливо?

– По-моему, в самый раз, – подвожу итог я. – Хотя, как ты знаешь, счастливые финалы вообще не мой профиль…

– Ну что такое счастливый финал? – возражает он. – Все относительно. Даже когда пара влюбленных целуется на корме корабля, это всегда еще может оказаться «Титаник».

– Э, брат, что-то тебя потянуло на философию, – подкалываю я. – Давай лучше продолжим, пока Остапа не понесло.

– Идет!

Он наклоняется к пульту и снова нажимает на кнопку.

Саломея

– Ну так что, Мариш, дашь на воскресенье ключи от хаты? – Костя смотрит на меня ласково и просительно, как симпатичный балованный ребенок, который знает, что ему не смогут отказать.

Эти его ужимки, усвоенные, должно быть, еще с детского возраста, выглядят довольно комичными для здорового тридцатипятилетнего мужика с модной трехдневной щетиной золотистого оттенка и намечающимся пузцом.

Костя – мой сосед по лестничной площадке, проживает вместе с мамой, Вероникой Константиновной, в огромной, недавно отремонтированной квартире. У него собственное небольшое рекламное агентство, в котором он и хозяин, и директор, и дизайнер, и даже фотограф. Костя очень увлечен своей работой, часами может рассказывать о последних проектах, о том, какой охренительный фирменный стиль они замутили недавно для одного колбасного завода. Мог бы, если бы у него было больше свободного времени. Но Костя всегда страшно занят, ищет новых клиентов, навещает старых, организует фотосъемки, отлавливает норовящих уйти в запой художников. Он появляется всегда стремительно, огорошивает лавиной новостей, закуривает, одновременно помешивая в чашке крепкий кофе, глотает его на бегу, отвечает на телефонные звонки, теребит вечно болтающийся на груди массивный фотоаппарат.

Мы с Костей познакомились пару лет назад, когда я только переехала в свое новое жилище в самом центре Москвы, на Бронной улице. Поначалу между нами даже завязалось что-то вроде романа, однако со временем мы поняли, что графики наши, да и стили жизни в целом, радикально не совпадают. Меня нервировали Костина постоянная беготня, планы, меняющиеся каждую секунду, это его неизжитое питерпэнство, повадки вечно юного, свободного, никому ничем не обязанного, ни к чему не относящегося серьезно мальчишки. Ему же наверняка не по душе были мои ночные бдения за монитором, требования тишины, просьбы не слоняться за спиной и не сбивать с мысли. В общем, к обоюдному удовольствию, мы решили ограничить наши отношения только дружбой, от которой оба получили взаимную выгоду. Я вызывала Костю, когда в квартире нужно было что-нибудь починить, прибить или передвинуть. Он же забегал покурить и поболтать, когда в его безумном графике выдавалась свободная минута, а иногда обращался с щекотливыми просьбами, вот как сейчас.

– Костя, – хмыкнула я, ставя на плиту турку с кофе. – Тебе тридцать пять лет. Доколе ты собираешься скрывать от маменьки подробности своей половой жизни? Почему бы не водить подруг просто к себе домой? У вас же хрен знает сколько комнат. Всем места хватит.

– Ну, ты мать не знаешь, что ли? – усмехнулся он. – Эти ее вечные женские штучки. «Ой, Анюта, проходите, вы такая приятная девушка. У Кости все подруги милые. Вот вчера Настя заходила, мы с ней так мило поболтали. Ой, а что я такого сказала?» – он довольно похоже передразнил свою мамашу.

Я рассмеялась.

– Она, наверно, просто хочет, чтоб ты уже остепенился и осчастливил ее внуками.

– Как же! – мотнул головой Костя. – Да она хлопнется в обморок, если ее кто-нибудь прилюдно бабушкой назовет. Она же у нас нестареющая Вечная Женственность. Просто ей скучно, понимаешь? Никто не хочет слушать истории про ее бурную юность, сидеть рядом и заглядывать в глаза. Вот и развлекается как может. Дай ключи, а, Марин! Я ж разорюсь на этих гостиницах! А ты все равно говорила, что уедешь на весь день. Ну что тебе, жалко? Мы все уберем, честное слово!

– Ладно уж, – согласилась я. – В воскресенье утром занесу. Только чтоб постельное белье потом поменяли, договорились?