Малавита - [49]

Срочно позвонить, во что бы то ни стало.

Он завопил на весь коридор, чтобы разбудить Шефа Моралеса.

6

Ни один из четверых не старался понравиться. Блейков мало заботило, привлекают они к себе симпатии или нет. Однако каждый на свой манер наращивал котировку во все расширяющихся кругах, которые иногда накладывались друг на друга. Кто бы ни встретил на своем пути одного из них, незамедлительно слышал о другом Блейке, иногда даже о третьем, причем самыми неисповедимыми поворотами. Только и было разговоров, что про них, — в лицее, на рынке, даже в мэрии, так что слух охватил весь город: это исключительная семья.

Добровольная работа Магги в различных благотворительных организациях в конце концов стала доступна массам. Люди отдавали дань не только ее мужеству, но и скромности, восхищались энергией и преданностью. Она активно участвовала в подготовке праздника 21 июня и выпускного вечера в лицее, вела разъяснительную кампанию о пользе сортировки пищевых отходов, заседала в ассоциациях кварталов, два раза в неделю по полдня тратила на инвентаризацию муниципальной библиотеки, а когда ее расписание оставляло час или два, закладывала основу собственной благотворительной организации, которую вскоре собиралась вынести на суд муниципалитета. Чем больше от нее требовали, тем больше Магги давала, а когда сила иссякала, когда само понятие благотворительности становилось расплывчатым, ее подстегивало горькое воспоминание о прошедших годах, и угрызения совести гнали вперед, как пика, которой тыкают в спину осужденного на казнь. Впрочем, ей самой происхождение собственного альтруизма было безразлично, имел значение только результат, — так же, впрочем, она не пыталась узнать и глубинные причины, толкавшие других добровольцев отдавать силы неизвестным людям. В самом начале деятельности ей были любопытны мотивы каждого, и она вычленила несколько архетипов. Встречались невротики, которые посвящали себя другим, избавляясь от себя. Были люди несчастные, которые давали сами, оттого что никто ничего не дал им, и наоборот, счастливчики, не переварившие собственного богатства, и бездельники, утомленные своей инертностью. Были святоши, которые шли навстречу несчастным в ореоле самоотверженности, любуясь собственным отражением в зерцале благодати, — у них и вид был соответствующий: улыбка приветливая, но скорбная, объятия широкие, как юдоль печали, а глаза грустные от зрелища многая скорби. Встречались и прогрессисты, слушавшие ближнего для очистки совести: регулярно протягивая руку обездоленным, они достигали замечательного интеллектуального самочувствия. Другие думали таким образом искупить разом все свои грехи. Еще кое-кто, противореча сам себе, считал, что мир летит в пропасть, но нельзя же оставаться равнодушным. А кто-то просто незаметно для себя взрослел.

Теперь Магги было абсолютно наплевать, кто из них по-настоящему сочувствовал несчастьям другого, кто действительно ощущал, как поднимается чувство негодования перед лицом несправедливости, кто чувствовал, как в сердце бьется жилка солидарности, как в душе кровоточат раны мира. Жест перевешивал намерения, и любая щепка годилась в братский костер. В Шолоне апостольство входило в моду, и новые люди откликались на зов. Скоро нуждающиеся будут нарасхват.

Уоррен переживал свою собственную славу как справедливое признание. Услуги, оказанные им молодежи, принесли ему уважение, в его глазах ценившееся превыше всего. Там, где отец предал, сын должен был взять его роль на себя и воплотить тайное лицо «другого» правосудия, того, что осуществляет возмездие, когда бессилен закон. Он забывал обо всей криминальной начинке статуса мафиозо, оставляя только этот аспект, и тщился в одиночку представлять законное право обездоленного, последний шанс добиться возмездия. Его суд и его защита дорого стоили тем, кто их требовал, но разве что-то дается даром на грешной земле? Прийти и поплакаться у него на плече означало стать должником на долгое время, но что дороже, чем увидеть, как ваш обидчик молит о пощаде? Никакая цена не высока за право насладиться этим зрелищем. Уоррен обладал умением добиваться своих целей, удовлетворять всякое требование, которое казалось обоснованным, и мальчики его возраста видели в этом настоящее призвание: Уоррен тебе поможет, Уоррен придумает что сделать, поговори с Уорреном, Уоррен — справедливый, Уоррен — добрый, Уоррен — это ж Уоррен. Его реальная сила заключалась в том, чтобы никогда ничего не добиваться, но давать людям приходить к себе, никогда не играть в заводил, но принимать власть, которую ему доверяли, ничего не просить, но ждать, пока поднесут сами. Даже его кумир, Альфонсо Капоне, мог бы им гордиться. Уоррен платил дань за такую власть, живя в тайне, как все его собратья. Настоящий вожак подчиняется закону молчания и ждет, когда к нему придут те, кому позарез надо излить душу. Дай им то, что им нужнее всего. А нужнее всего им ухо. Прежде чем любить или ненавидеть, прежде чем сказать, кто прав, кто виноват, прежде чем предложить свой суд или отказать в нем, он пытался составить самое объективное представление о проблеме просителя. На этом и строилась его власть, это и готовило его к будущей роли лидера. Эта работа день за днем выстраивала его как личность.