Мактуб. Пески Махруса - [10]

— Аллах привел тебя домой, как же я счастлива! — восклицает Лейла, запуская пальцы в мои волосы и заглядывая в глаза.

Я мягко, но уверенно отстраняю ее, и она озадаченно хмурится, но продолжает улыбаться, изображая радушие любящей жены.

— Аида, поднимись в мою спальню и жди там, — отдаю резкий приказ, забыв, что я не на службе. — Нам с Лейлой нужно серьёзно поговорить, — добавляю чуть мягче.

Черноглазая бестия вздрагивает, запрокинув голову, и замирает в потрясении, хлопая длинными ресницами. Оборачивается на юркнувшую к лестнице Аиду, и чуть ли не шипит от ярости, но мгновенно замолкает, заметив мой жесткий ледяной взгляд. Опустив голову, делает шаг назад, непроизвольно стискивая в кулаках подол своего платья. Она в ярости. Об этом говорит ее вспыхнувшие щеки, едва сдерживаемые слезы обиды и бурно вздымающаяся и опускающаяся высокая грудь, подчеркнутая глубоким декольте. Я считываю волны негодования, обиды и раздражения, исходящие от девушки, не прилагая ни малейших усилий. Лейла для меня — открытая книга, прочитанная и заученная до дыр. Вспыльчивая, упрямая, но безобидная. Единственный приз, за который она сражается — это я. И мы оба знаем, что она его никогда не получит, несмотря на связывающие нас брачные обеты.

— Ты заходила в мой кабинет? — холодно спрашиваю я, убирая руки в карманы брюк и сверля взглядом застывшую с опущенной головой девушку.

Она снова вздрагивает всем телом, плечи покрываются мурашками, тонкие пальцы бледнеют и разжимаются, выпуская смятую в них ткань платья. Лейла отступает назад, присаживаясь на диван, предварительно сдвинув в сторону пакеты с покупками.

— Ответь мне, Лейла, — громче спрашиваю я, не дождавшись даже короткого кивка.

Девушка закусывает губы, из-под густых черных ресниц стекают слезы. Мало женщин умеют плакать, не превращаясь в истеричное существо с хлюпающим носом и распухшими глазами. Лейла освоила это искусство еще в самом начале нашего брака. От радости, боли, счастья и удовольствия она плачет одинаково красиво. Думаю, первым, на ком она испытывала чары своих слез, был все-таки не я, а ее отец. Надо признать, что Лейла прекрасна даже в своих откровенных и очевидных попытках манипуляции. И когда-то меня забавляли устраиваемые женой спектакли с заявкой на женскую хитрость. Она горестно всхлипывает и наконец кивает, робко и виновато поднимая на меня полный фальшивого раскаяния взгляд.

— Прости меня, Джамаль, — складывает ладони на коленях, принимая позу абсолютной покорности. Я бы поверил, если бы не знал наверняка, что она не чувствует ни малейшей вины за содеянное. В красивых черных глазах плещется многогранная гамма чувств — от гнева до возбуждения. — Я помню, что мы не должны подниматься в твои комнаты, когда ты в отъезде. Но я так скучала, хабиби, — добавляет чувственным полушепотом. Тряхнув головой, я усаживаюсь на невысокое кресло-пуф.

— Ты зашла не пыль протереть и не рубашки перебрать. Ты взяла ключи из моего стола и заявилась в кабинет, куда я даже слуг не пускаю, — четко проговаривая каждое слово, озвучиваю основную претензию. И безосновательную. Если я запираю дверь, значит не хочу, чтобы ее открывал кто-то, кроме меня. Разве не логично? Но женщины и логика — понятия несопоставимые.

— Когда ты приезжал в последний раз, то почти не уделял нам внимания, пропадая в кабинете, — не поднимая ресниц, Лейла начинает придумывать себе оправдания.

— И тебе стало любопытно? — сухо уточняю я. — Ты решила сунуть свой нос в дела, которые тебя не касаются. Так, Лейла?

— Нет, — картинно всхлипнув и качнув головой, девушка поджимает розовые губы. — Ты говорил, что работаешь над проектом нового дома. И я подумала… В этом году будет пять лет, как мы поженили…

— Что я готовлю подарок для тебя? — оборвав ее на полуслове спрашиваю я. — Ты хочешь новый дом? Чем тебя не устраивает этот? Стал тесен? Может, тебе Аида мешает?

— Нет. Я сама настаивала, чтобы Аида жила с нами, — ещё один шумный вдох.

— Скажи правду, Лейла. Хватит уже испытывать мое терпение, — раздраженно требую я.

— Ты строишь новый дом для другой женщины? — ресницы вздрагивают, но она не решается посмотреть мне в глаза. Сдвинув брови, я какое-то время задумчиво наблюдаю за ней.

— Что ты увидела в кабинете, Лейла? — вопрос звучит спокойно и даже ласково, но хорошо успев узнать мои привычки, девушка зажимается еще сильнее.

— Только развёрнутые картины в рамах, — быстрым дрожащим голосом отвечает она. — Я думала, что ты рисуешь проекты, чертежи…

— Разве они не могут быть в рамах? — снова не даю договорить. — Так что ты увидела?

— Ничего. Я хотела…, — разволновавшись, Лейла запнулась. — Я пыталась сдернуть ткань с мольберта, но испугалась.

— Чего ты испугалась? — напряженно спрашиваю я, потирая подбородок, заросший трехдневной щетиной.

— Что там не проект дома, — выдыхает Лейла, сцепляя пальцы на коленях до побелевших костяшек.

Прищурившись, склоняю голову набок, всматриваясь в побледневшее лицо Лейлы.

— А что же? — сухо уточняю я.

— Нечто запретное. Неправильное, — она наконец поднимает ресницы, тревожно глядя на меня. Ревность, подозрение, боль и целая гамма эмоций мелькает в черничных глазах Лейлы.