— Слушай ты ее, дуру набитую.
— Ты хороша, модница… Уж бы не хвасталась… Зачем с Петрушевым таскаешься?
— Молчи, харя! — и женщина плюнула в лицо обижавшей ее.
— Ну-ну! смирно, вшивая команда! — закричал им один почтальон и прибавил Максе: — ты не больно слушай их, нужды нет, что они пасти-то разинули. Ишь, как ревут, во все горло!
— У нас здесь очень просто; все друзья и друг друга не выдаем. Смотри и ты никого не выдавай, — сказал ему Лукин.
Макся узнал также, что все почтальонши и девицы любят, чтобы мужчины называли их барынями и барышнями, и обижаются, если их не называют так.
В первый же день его поступления в почтовый дом ему ночью привелось видеть несколько сцен. Пришла почта. В это время он дежурил в конторе. Почтальон приехал пьяный, его распек старшой за то, что он приехал без пистолета и сабли, и предварительно сдачи почты сводил в баню, где отрезвил его двадцатью горячими ударами розог и заметил Максе, что и с ним то же будет. При этом Макся исполнял, с чувством и достоинством, должность палача.
Его удивило то, что почтмейстер пришел разделывать почту в халате и раскричался на одного почтальона.
— Ты пьян, мошенник!
— Никак нет-с, ваше высокородие.
— Старшой, он пьян?
— Точно так-с.
— Дать ему завтра двести горячих.
Почтальон был действительно трезвый и повалился в ноги почтмейстеру, но почтмейстер прогнал его.
Старшой со злостью сказал почтальону в разборной:
— Уж я же тебе задам! Взлуплю же я тебя!..
— Никита Иваныч, простите!..
— Я покажу тебе, как обзывать меня вором! — И больно зол был старшой, до того, что Максю пронимало при одном его появлении, и Макся всячески старался выслужиться перед старшим.
Максе пришлось после этой почты дежурить в конторе, и он долго дивился всему.
— Что же это такое? — спрашивал он одного приезжего почтальона.
— Это все оттого, что старшой с почтальоном может сделать все что хочет. А что бабы здешние так живут, так это не редкость. Сызмалетства уж они такие, мужчины их избаловали.
— Оказия!.. А девки?
— И девицы тоже…
И так стал Макся служить почтальоном. В конторе работы было мало. Все его занятие состояло в том, что он записывал письма и пакеты в реестры, закупоривал пост-пакеты, записывал получаемую корреспонденцию в книгу. К этим занятиям он приучился в одну неделю. И они были для него очень легки. Скверно было то, что ему приводилось вставать, наравне с почтовыми, каждую ночь, как приходила почта. К почтовым он тоже привык и уже пригляделся к их жизни и не удивлялся всему, что видел. Свободное время он проводил или в семействе почтового, или играл в карты и бабки, или рассказывал об своей старой жизни; но в любовные дела не входил, боясь, что ему набьют бока, до тех пор, пока одна барышня не подала ему сама повода к этому.
Играл он во дворе в бабки с тремя почтальонами. Дворник отворил дровяной двор, из которого назначались дрова исключительно для почтальонок и сортировщиц. Почтальонки, сортировщицы и девицы, в числе десяти особ, прошли мимо играющих.
— По дрова, бабоньки? — сказал один почтальон одной даме и скосил глаза.
— Конечно.
— Э, девоньки! задери хвосты-те! — сказал другой почтальон и ущипнул одну молодую барыню.
— Уйди, черт! Вымой наперед лапы-те.
— Экая ты красавица писаная!.. Барыня, помелом мазанная.
— Будь ты проклятой, рыжий пес! — барыня плюнула.
Почтальоны подошли к воротам и стали поджидать барынь. Женщины и девицы стали ругать дворника за дрова и перебранивались между собою из-за дров.
— Ты зачем лишнее полено взяла?
— Тебе какое дело? — ругаются барыни.
— Ну-ко, Курносиха, цапни ее по мордасам! — сказал один почтальон.
— Молчи ты, немытая харя, туда же суется!..
Прошла одна почтальонка с дровами. Почтальоны ей загородили дорогу: она плюнула одному в лицо и ушла.
— Храбра! — захохотали почтальоны и просыпали дрова у другой почтальонки.
Макся стоял у дверей и смотрел на одну девицу, дожидавшуюся, когда дворник набросает ей дров. Она часто взглядывала на него и раньше этого, а теперь не спускала с него глаз.
— Эй ты, ротозей! Поди, тебя Марья Ильинишна дожидается, — сказала одна почтальонка Максе, заметя, что он смотрит на Машу. Макся покраснел; почтальоны осмеяли его и толкнули во двор. Макся неловко подошел к девице.
— Чего тебе? — спросила она Максю.
— Я унесу дрова-то…
— Куды те, вахлаку! Унесу, говорит!
— Ей-богу, унесу.
— По-моему, чем говорить, взял бы да и нес!
Макся взял шесть поленьев из чужой кучки, за что его обругал дворник:
— Куда, куда понес? Не тебе назначено.
— Поди-ко, не все равно…
— Я тебе дам — не все равно. Сказано, погоди!
Макся понес дрова.
— Тебе говорят, брось!
— Молчи, мужик.
Дворник подошел к Максе и так ударил его по шее, что у него выпали дрова. Макся схватил дворника за бороду, и бог знает, что бы Макся сделал с дворником, если бы не вступились почтальоны.
— Дурак ты эдакой! Ведь он любимец почтмейстерской. Он с тобой может сделать все что захочет, — говорили ему почтальоны.
Утром на другой день почтмейстер долго кричал на Максю и велел арестовать его в конторе на целую неделю. Храбрости Максиной все дивились, а Марья Ильинишна по два вечера носила ему в контору разных кушаньев, секретно от своей семьи, хотя она была уже сосватана за какого-то сортировщика; да и после свадьбы всегда кланялась на его поклоны и спрашивала: «здоровы ли-с?» А это считалось признательностью, расположением дамы к мужчине, который свободно мог ей скосить глаза, а в темноте и обнять.
