Максим из Кольцовки - [6]

— Ну, какой я плотник, — жаловался Максим Мартынычу.

— Не тужи, — успокаивал тот. — Окончишь школу — иди в город, поступай в хор. Это пока единственная возможность для мужика петь. Сам, между тем, не зевай, продолжай учиться грамоте. А там видно будет!..

Незаметно промелькнуло лето, наступила осень. Теплая, золотая, с нежной сверкающей паутинкой, с рябиной, алой и горькой до боли в скулах, с косяками отлетающих журавлей, высоко прочерчивающими синь неба.

Начались занятия в школе. Перекинув через плечо сумки с книгами, бегут Максим и Спирька в Кошлоуши, и здесь, на просторе дорог, словно вырвавшиеся из клетки птицы, вслух мечтают, глядя в широкую, розовеющую от солнца даль.

— А что, если бы крылья? — говорит Спирька. — Хлоп-хлоп-хлоп — и через пять минут уже сел на крышу школы! — Он с торжеством смотрит на своего друга, можно подумать, что и в самом деле у него есть крылья, только взмахнуть ими — и лети…

Вот ребята уже в долинке. Здесь очень гулкое эхо, и они обычно задерживаются.

— Ого-го!, — кричит Спирька.

— Ого-го, — отвечает ему кто-то невидимый.

— А вот хочешь, — предлагает Максим, — я сейчас консенваторию вызову и спрошу: приезжать ли мне?

— Спроси, спроси, — подзадоривает Спирька, и глаза его смеются.

— Кон-сен-ватория! Здравствуй! — кричит Максим.

— …а-ству-у-й, — отвечает даль.

— Ага, слышишь? Здоровается, — и снова кричит: — Я приеду к тебе!

— …е-д-у к те-бе-е, — повторяет эхо.

— Не приглашает, — говорит с напускным сожалением Спирька.

— А я и не поеду, — обижается Максим.

Спирька переводит разговор.

— Я слышал, дедушка Михайла уходит плотничать, ревматизма, значит, его отпустила?

— Правую руку совсем отпустила, а левую по ночам страсть как крутит! Да что же делать? Урожай ноне плохой, до весны и картошки не хватит. Плохо мне без деда будет! — со вздохом заключает Максим.

— Уйду и я, — вырвалось у Спирьки помимо его воли.

А потом, когда Максим пристал: «Куда да зачем?» — признался, что уйдет с Мартынычем, потому что без него теперь он жить не может.

— А меня, значит, с собой не берете?

Спирька очень твердо отвечает:

— Нет, не берем! Тебе в консерваторию…

* * *

На выпускных экзаменах в школе за большим столом расселась приехавшая из уезда комиссия: инспектор народных училищ, протоиерей собора в новой рясе цвета спелой вишни, тут же поп Василий, учителя Алексей Петрович и Константин Николаевич и, совсем уже неизвестно, почему, урядник — толстый, плешивый, все время неистово гремящий своей саблей. Экзаменуемым он внушал страх более всех прочих: и саблей, и тем, что изредка грозно кашлял, как будто лаял: «К-хэм!».

Максим в последний год обучения, благодаря своим стараниям, стал после Спирьки одним из лучших учеников. На экзамене отвечал на все вопросы не торопясь, обстоятельно, прочел на память «Полтаву» Пушкина. Читал немного нараспев и голосом своим удивил экзаменаторов. Заставили Максима петь. Константин Николаевич надеялся, что, услыхав его пение, уездное начальство заинтересуется судьбой Максимки и поможет ему.

Но все кончилось тем, что урядник крякнул, инспектор одобрительно кивнул головой, а протоиерей вымолвил:

— Отличительно поет!

Спирька на экзамен не явился.

— Мне теперь он ни к чему, — лизнув языком сухие губы, с какой-то незнакомой удалью сказал он накануне Максимке. — Мне плевать на протоиерея и на инспектора! Не сегодня — завтра мы с Мартынычем в путь ударимся…

Никакие увещевания не помогли, Спирька только косил на Максимку озорные золотистые глаза да пофыркивал.

По окончании экзаменов Максимке вручили награду — книгу «Трехсотлетие дома Романовых». Сразу же, придя домой, он похвастал ею перед дедом. Поплевав на пальцы, Михайла полистал книгу, а потом сказал:

— Ишь ты, енералы все и с енеральшами!

— Это, дедуся, не генералы, а цари!

— Что-ты брешешь, — рассердился дед. — Царь-то, чай, один, а здесь посчитай сколько…

— Тут все — и прежние, и нонешние, — со знанием дела пояснил Максимка.

— И все тебе подарены?

— Все.

— Ишь, какой богатый стал, — усмехнулся дед.

Посмотрела на картинки и Степанида.

— Смотри, гладкие какие, а в серьгах бисеру-то сколько, а бус-то!

Еле дождавшись вечера, Максимка побежал к Мартынычу, чтобы рассказать ему про экзамен.

— Поздравляю! Молодец! — сказал Мартыныч. — Значит, чуть не всю «Полтаву» прочитал?

— Почти всю, — подтвердил Максим. И вдруг признался:

— А петь мне очень не хотелось, никогда со мной этого не было… Вот, наградили, — перевел он разговор, вынимая из парусинового мешочка книгу.

Мартыныч раскрыл ее и сказал:

— Всех кровопийц вместе собрали.

— Да разве они кровь пьют? — удивился Максим.

— Да, человеческую…

— Тогда мне эта книга не нужна!

— Брось в печь — сгорит! — предложил Мартыныч.

Но Максимка сделать этого не мог: на обложке книги значилась цена «2 рубля», а разве можно было такие деньги бросать в печь? Но больше «награду» никому не показывал, хоть и просили, — спрятал под ящиком в клети.

* * *

Неожиданно на семью Михайловых свалилась беда: умер работавший в городе старший брат Максима — Василий.

Письмо с этим горестным сообщением читал единственный грамотей в семье Максим.

После скупых соболезнований подрядчик, у которого работал Василий, требовал уплатить его долги и как можно скорее.