Маковое море - [6]

И снова на помощь пришел боцман Али. Оказалось, среди ласкаров много тех, кто может похвастать иным мастерством, кроме матросского: например, ламповщик, некогда служивший «гардеробщиком» судовладельца, или стюард, в былые времена подрабатывавший шитьем и починкой одежды, а также подручный матрос, освоивший тупейное искусство и теперь исполнявший обязанности корабельного цирюльника. Под руководством боцмана команда перетряхнула Захарьевы мешки и рундуки: выбрала одежду, примерила, подвернула, ушила и укоротила. Пока стюард-портной и его юнги трудились над швами и отворотами, подручный-брадобрей отвел Захария к шпигату, где с помощью двух юнг подверг небывало тщательной помывке. Захарий все терпел, пока цирюльник не достал флакон с темной пахучей жидкостью, которую вознамерился вылить на его голову.

— Эй! Что это за дрянь?

— Шампунь. — Цирюльник принялся втирать жидкость в волосы. — Славно моет…

Захарий, не слышавший о подобном средстве, нехотя покорился, но потом ничуть не раскаялся — никогда еще его волосы не были такими чистыми и душистыми.

Через пару часов он с трудом узнал себя в зеркале: белая льняная сорочка, летний двубортный сюртук, белый галстук, завязанный изящным узлом. Волосы, подстриженные, расчесанные и стянутые на затылке голубой лентой, прятались под блестящей черной шляпой. Казалось, ничто не упущено, но боцман Али все еще был не доволен:

— Динь-дон есть?

— Что?

— Часы. — Рука боцмана нырнула в воображаемый жилетный карман.

Мысль, что у него могут быть часы, Захария рассмешила.

— Нету, — сказал он.

— Ничего. Зикри-малум чуть-чуть ждать.

Вытурив ласкаров из каюты, боцман и сам пропал на добрых десять минут. Вернувшись, он что-то прятал в складках саронга. Потом затворил дверь и, развязав пояс, протянул Захарию сверкающий серебряный брегет.

— Мать честная! — Разинув рот, Захарий смотрел на часы, улегшиеся в его ладонь, точно сияющая устрица: с обеих сторон их покрывала затейливая филигранная резьба, цепочка была свита из трех серебряных нитей. Он откинул крышку и, уставившись на стрелки, прислушался к тиканью. — Ну и красота!

На внутренней стороне крышки виднелись мелко выгравированные буквы.

— Адам Т. Дэнби, — прочел Захарий. — Кто это? Ты его знал?

Замявшись, боцман покачал головой:

— Нет, купить часы Кейптаун ломбард. Теперь Зикри-малум хозяин.

— Я не могу их принять, серанг Али.

— Ничего. — Физиономия боцмана осветилась улыбкой, что бывало нечасто. — Порядок.

— Спасибо, — сказал растроганный Захарий. — Никто мне такого не дарил. — Глянув на себя в зеркало — часы, шляпа, — он расхохотался. — Ну и ну! Как пить дать, за мэра примут!

— Теперь Зикри-малум настоящий саиб,^[9] — кивнул боцман. — Все как надо. Если фермер-мермер хотеть ловить, ори-вопи.

— Вопить? Ты о чем?

— Шибко-шибко вопи: фермер-мермер, я твоя мама драл-передрал! Я настоящий саиб, моя нельзя ловить! Пистоль клади карман. Если твоя ловить, пали прямо его морда.

Встревоженный Захарий с пистолетом в кармане сошел на берег, но с первых же шагов почувствовал, что к нему относятся с непривычным почтением. В конюшне, где он нанял лошадь, хозяин-француз кланялся, величал «милордом» и не знал чем угодить. Захарий ехал верхом, а следом бежал грум и подсказывал дорогу.

Городишко состоял из двух-трех кварталов, которые вскоре сменились неразберихой лачуг, бараков и хибар; дальше дорога вилась через густые рощицы и высокие непроходимые заросли сахарного тростника. Окружавшие их холмы и утесы имели причудливый вид: казалось, на равнины уселись колоссальные твари, застывшие в попытке вырваться из хватки земли. Временами на тростниковых полях встречались люди: надсмотрщики приветствовали всадника поклоном, учтиво касаясь хлыстами шляп, а работники опускали косы и молча провожали его невыразительными взглядами, заставляя вспомнить о пистолете в кармане. Дом плантатора открылся еще издали, когда Захарий проезжал по аллее деревьев, сбросивших светло-желтую кору. Он ожидал увидеть особняк наподобие тех, что встречал в Делавэре и Мэриленде, однако здешний дом не имел величественных колонн и островерхих окон — перед ним было одноэтажное каркасное строение, окаймленное широкой верандой, где в нижней сорочке и рейтузах с подтяжками сидел хозяин мсье д'Эпиней. Захарий счел его одеяние вполне обычным, но плантатор всполошился и на скверном английском рассыпался в извинениях за свой неприбранный вид — мол, в этот час не ожидал визита джентльмена. Оставив гостя на попечение чернокожей служанки, мсье д'Эпиней ушел в дом и вновь появился полчаса спустя, одетый как на парад, после чего угостил обедом из множества блюд, сопровождавшихся превосходными винами.

После застолья новоиспеченный саиб огорченно взглянул на часы и объявил, что ему пора уходить. Провожая гостя, мсье д'Эпиней вручил ему письмо, которое в Калькутте надлежало передать мистеру Бенджамину Бернэму.

— Тростник гниет на корню, мистер Рейд, — сказал плантатор. — Известите мистера Бернэма, что я нуждаюсь в работниках. Теперь, когда на Маврикии нет рабов, приходится брать кули, иначе мне крышка. Будьте любезны, замолвите за меня словечко, а?