Макорин жених - [82]

3

Иван Иванович хомылял за Синяковым, то и дело соскальзывая «чужой» ногой с круто утоптанной тропки, чертыхался, вытирал пот со лба и ворчал.

— Ты бы, начальник, не так размашисто шагал, ей-богу. Не удержаться за тобой. У тебя хоть и худые лытки-то, да все свои. А у меня казенная, едри ее корень, не слушается меня, хоть ты что с ней…

Синяков сбавляет ход.

— Отдохнуть, что ли, устал если?

— А не лишне бы и отдышаться…

Они останавливаются около валежины, считают с нее снег, садятся. Иван Иванович извлекает из-за пазухи кисет.

— Ты нынче куришь ли, парнечок? Что-то я не вижу…

— Давно уж бросил. Много легче стало.

— Так-то так… Оно, конечно, как не легче…

Иван Иванович с аппетитом затягивается и заглядывает сбоку на начальника.

— Твое-то нынче мнение какое, Федор Иванович, выполним дополнительное задание или нет?

Синяков усмехается.

— Странный вопрос задает мастер начальнику. Выполним ли? Надо, так как же не выполним…

Трет переносицу.

— Вот людей бы еще подбросили…

Иван Иванович кашляет от хорошей затяжки. Сквозь кашель пытается говорить.

— Людей-то уж неоткуда взять, начальник. Был я намеднись в Сосновке. Там коровы ревут от голода, некому корму задать, все, вплоть до малышей, на лесозаготовках. А ты: еще бы подбросили…

— У нас-то тут, верно, резервов нет, — согласился Синяков. — А я хочу подальше уполномоченных послать, в другие области. С райисполкомом согласовано, не возражают. И из области добро получено. Не знаю вот, кого снарядить. Надо человека подбирать побойчее, оборотистее, да и понахальнее…

Иван Иванович вспыхнул смехом.

— Ловкие ты, парнечок, аттестаты даешь своим уполномоченным. Да тут и думать нечего. По этой твоей анкете любой сразу скажет: посылайте Фишку…

— А что, и в самом деле кандидатура. Он к тому же любит ездить, сам напрашивается на командировки…

В тот же день Синяков оформил Фишке командировку, а через месяц он принимал его чуть не с распростертыми объятиями: поездка оказалась удачной, Фишка привез с собой группу завербованных. Правда, половина из них на той же неделе сбежала, но другая-то половина осталась в Сузёме. Федор Иванович даже, вопреки протесту бухгалтера, оплатил Фишке железнодорожный билет в купированном вагоне. И завхоз зачастил в дальние командировки.

4

Узкоколейка, проложенная в глубь лесного массива еще до войны, давно вышла из строя и эксплуатировалась только от времени до времени, когда удавалось залатать одряхлевшие мотовозы и кое-как привести в порядок рельсовый путь. Возни всегда с этим было за глаза, а производственный эффект пустяковый. Синяков поэтому не любил ходить в механические мастерские, и там все делалось без руководства, что бог на душу положит. И когда счетовод конторы лесопункта Доретта, жеманная особа, привела к Синякову свою дочку, окончившую школу фабрично-заводского обучения, с просьбой определить ее в механические мастерские, Синяков пожал плечами.

— Пусть идет, только сладость там не велика…

— Специальность у Ниночки, товарищ начальник, такая, железная, слесарь она, куда же ей в другое место?

— Железная, так ладно. Я не возражаю, пусть играет в железяки…

Доретта сделала начальнику глазки, на что он не обратил внимания: Она обиделась и, уходя, хлопнула дверью. Случилось так, что он забыл сказать, чтобы Нину зачислили в состав рабочих мастерских. Ей ответили там, что и самим скоро будет делать нечего, все идет к упадку. Девушка расстроилась, вернулась домой в слезах. Доретта — к Макоре.

— Что же это такое делается, измываются над рабочим человеком, — запричитала Доретта, едва открыв дверь. Макоры дома не оказалось. Машенька стала участливо расспрашивать, что да почему. Доретта дала волю фантазии. Она так расписала дело, что вроде бы Синяков потому не принял Нину на работу, что она, Доретта, отклонила его ухаживания.

— Видела, как он смотрел на меня маслеными глазами и облизывал губы, ровно кот перед молоком. А мне нужен он, как собаке пятая нога. И не такие ухажеры у меня найдутся, да я на них глазом не гляну. Так обманул: сказал примут, а сам дал приказ и близко не подпускать к мастерской… Ежели рабочком не заступится за рабочего человека, я и дальше пойду, в районе, а то и в области найду управу…

Маша очень расстроилась. Она пыталась успокоить Доретту, убеждая ее, что та, наверно, ошиблась, не может быть, чтобы Синяков оказался таким мерзким человеком. Доретта не слушала.

— Ты его не знаешь, Мария Васильевна. Вот и все. Такой, такой он и есть… Анфиса-то не зря от него убежала…

Не выдержав Дореттиного напора, Маша пошла к Синякову. Тот долго думал, пытаясь уразуметь, о чем идет речь. Наконец, вспомнил, что давал обещание принять девчонку в мастерские, да и забыл о нем. Неловко теребя ус, он стал извиняться перед Пчелкой.

— Затмение нашло, верно. Это, говорят, от старческого склероза случается такая заминка памяти. Вы уж не попеняйте, товарищ Луганова. До вас, смотри ты, дошло дело, будь она неладна, эта Доретта…

Маше самой было неловко перед Синяковым и, чтобы как-нибудь спрятать неловкость, она спросила:

— Так можно Нину свести в мастерские?

Синяков засуетился.

— Конечно, какой разговор. Вот нате вам документ, ежели без него не обойтись…