Макалу. Западное ребро - [15]

Маршаль и Пари одеваются, хватают аптечку и, сопровождаемые шерпами, уходят в ночь. Может быть, он еще жив? Буря не утихает. Деревья в сплошной пелене усилившегося снегопада кажутся привидениями.

Это новое испытание меня подавляет. С тревогой ожидаю возвращения друзей. Но вот полночь. Они приходят. Носильщик умер. Маршаль объясняет: этот человек не входил в состав экспедиции. Он пришел прямо из Седоа, потратив более трех дней, чтобы догнать караван и наняться. Голодный, плохо одетый, усталый до изнеможения. Буря на перевале его прикончила. Вот новый сюжет для размышлений! Всю ночь не могу сомкнуть глаз. Разве такая драма обычна? Возможно ли в наши дни умирать полуголым в снегу за десять рупий в день? Меньше шести франков... Что мы приносим этим простым людям? Материальные блага? Новые запросы? Жизнь? Смерть?

Наступающий день не кладет конец моим вопросам и моим заботам. Нет, я за это не отвечаю. Он не принадлежал.к нашему каравану, и во всяком случае в экспедиции только сагибы и шерпы застрахованы. Может быть, мы можем для компенсации вручить его семье, члены которой (кажется, сын и брат) входят в наш состав, какую-то сумму денег? Да... конечно, но ведь не деньгами оплачивается жизнь.

Около лагеря, под деревьями, мы соорудили немудреный костер и кремировали тело. Ужасное, хватающее за душу зрелище. Уже ранее, во время подходов к Жанну, я присутствовал на подобной церемонии: кремировали женщину в какой-то деревне. Но я был лишь зрителем, а не участником. Наш наик Септен, выполняя обязанности ламы, читает ритуальные молитвы, расхваливает покойного, чтобы боги подготовили перевоплощение медленно сгорающего тела. Здесь же, среди шерпов и носильщиков, стоят сын и брат. Лица серьезные, но без слез и чрезмерного проявления горя. Счастливые верующие, черпающие спокойствие в уверенности, что смерть-это лишь переход к новой жизни, к ряду новых жизней через перевоплощение. Тхара, наш офицер связи, широко улыбается: «Хорошо, обряд был великолепным, и его новая жизнь будет прекрасной».

Для нас же продолжается прежняя жизнь. Этапы следуют за этапами, а упрямый зимний снег не хочет, прекращаться. Меня преследуют воспоминания детства, картинки учебника истории, снега России, Березина, гренадеры, которые спят, прижавшись к трупам убитых лошадей...

В Пематане мы получаем первую корреспонденцию, доставленную в форсированном темпе из Биратнагара нашими доблестными «почтовыми скороходами» Сунной и Саркиманом. Узнаем новости, трагическую эпопею Демезона на Гранд-Жорас, читаем письма близких, друзей... Добрались до Ямле. Задерживаемся на Два дня в каждом лагере, чтобы носильщики могли выполнить второй «челнок».

Рибу ― последний этап перед Базовым лагерем. Палатки стоят на лужайке. Эти деревья, мы знаем, последние.

Мир, в котором нам придется теперь жить долгие недели,- это мир скал, льда и снега, враждебный черно-белый или красно-белый мир. Мы забудем зеленый цвет, травинку и листочки. Горизонт всегда будет закрыт грозными, подавляющими вершинами, обступившими нас со всех сторон: 6000, 7000, Барунгзе, Пирамида, Тутзе, пик 3, пик 4... Их столько, что даже названий не хватает, просто номера. Однако какие изумительные цели для альпинистов!

Если бы не долгие, трудоемкие подходы, какая великолепная арена для молодого поколения! Острые гребни, с которых ветер сдувает радужные флаги, вертикальные ледяные стены с желобами в виде гигантских органных труб, целая геометрия света в блеске вновь наступившей хорошей погоды.

Моска и Гийо в сопровождении двух шерпов и нескольких носильщиков уходят на разведку, захватив бивачное снаряжение. Задача их-добраться до площадки будущего Базового лагеря и начать уплотнять снег для установки палаток. Я знаю, что участок длинный, но все же прошу после прибытия на место немедленно отослать носильщиков и шерпов. Пора кончать с этими подходами, и для переноски снаряжения нужен максимум людей.

Мы комплектуем тюки по мере их прибытия. Сеньёр со своим шерпом срубают несколько деревьев попрочнее для хижины, которую мы собираемся построить в Базовом лагере. Жакоб и Гийо проводят систематические испытания УКВ раций. Все по очереди тщательно моются в ручье, протекающем через лужайку. Какое наслаждение-избавиться от грязи, накопленной за много дней! Ведь в снегах перевала Барун у нас были другие заботы. Разрядка, созерцательное настроение, блаженная лень. Я долго разглядываю в бинокль пещеру, указанную моим шерпом Анг Тембой. Она виднеется в вертикальной стене очень высоко над лагерем. У входа на деревянном древке развевается молитвенный флаг. Какой отшельник жил наверху, на этом невероятном насесте? Пятидесятиметровая стена, отделяющая грот от подножия, не представляет, конечно, непреодолимого препятствия для хорошего альпиниста, но местные жители очень слабые скалолазы. Может быть, тогда, в незапамятные времена, когда льды Баруна доходили до верха, там жил какой-нибудь пастух? Ибо молитвенный флаг в лохмотьях, видимо, висит очень давно. Я был бы не прочь выяснить это дело на месте, но над стеной висячий ледник все время плюется ледяными глыбами. Мы никогда не раскроем тайну.