Макалу. Западное ребро - [11]

Но вот первое настоящее препятствие на нашем долгом пути. Нет, не Арун, мутные воды которого бешено мчатся прямо с гималайских ледников, а перекинутый через него мост. При первом же взгляде я хорошо понимаю почтительный страх носильщиков, молитвенные флаги, развевающиеся на каждой стороне, и то значение, которое придает во всех экспедиционных рассказах знаменитым «мостам из лиан» Жан Франко, который, повествуя об экспедиции 1955 г., привел описание моста Нум. Описание настолько точное в своей драматической краткости, что я, никогда ранее не видевший его, узнаю немедленно. Он сделан не из лиан, а из бамбуковых плетеных веревок, служащих одновременно несущими тросами и поручнями. Переплетение ветвей, бывших когда-то гибкими, но к старости ставшими ломкими, поддерживает настил моста. Настил, пожалуй, слишком громкое название для обозначения узкой полоски из кругляков, по которой нужно двигаться шаг за шагом, раскинув руки, как эквилибрист на проволоке. Пролет ― восемьдесят метров на высоте двадцать метров над бушующими водами. Для полного комплекта ― оглушительный грохот, заполняющий ущелье.

 Вся вторая половина дня уходит на укрепление этой хрупкой конструкции. Я посылаю нескольких шерпов за толстыми ветвями, чтобы заткнуть дыры в настиле. А главное ― мы усиливаем несущие тросы альпинистскими веревками. Сто метров нейлонового каната яркого красного цвета ― настоящее сокровище, на которое носильщики искоса поглядывают с таким явным вожделением, что я тут же ставлю двух шерпов на охрану. Если не принять мер предосторожности, на сцену немедленно выплывут кукри-громадные кинжалы, служащие здешним горцам как оружием, так и инструментом.

Переход начинается. Захватывающее зрелище, которое протянется два дня, так как не может быть и речи о том, чтобы пустить одновременно более трех человек по этому полусгнившему мосту. Носильщики так торопятся быстрее покончить с этим страшным испытанием, что толкаются и толпятся у входа, не снимая даже свой груз во время ожидания. Страх написан на лицах, заметен в напряжении тел, так же как у горнолыжников на соревновании, когда раздается долгожданное «пошел!..». Неясный шум повторяемых вполголоса молитв теряется в грохоте потока. «Ом мани падме хум» («Драгоценность в цветке лотоса»).

У некоторых страх столь велик, что они Отказываются переходить мост с грузом, и возникает любопытная торговля. Наиболее смелые за соответствующую мзду, естественно, переносят тюки трусливых, которые следуют «вхолостую». Так как нужно возвращаться за своим грузом, а переход вынужденно односторонний, нам приходится иногда останавливать шествие, чтобы их пропускать. К счастью, благодаря УКВ раций сагибы могут переговариваться, несмотря на грохот потока, и вносить какое-то подобие дисциплины в эти передвижения.

Между прочим, мы не одни собираемся воспользоваться мостом. На другом берегу появляется довольно значительная группа человек двадцать по крайней мере, белые одежды, яркие краски... «Свадьба!» ― сообщает рация. Дежурный шерп останавливает движение. Сидя на крепких плечах, розовое облачко плывет над рекой, приближается, превращается в прелестную новобрачную. Закутанное в ярко-розовый воздушный муслин дитя, ухватившись что есть силы за своего носильщика, закрывает глаза. Затем следует муж, тоже ребенок. Далее оркестр, трубы, цимбалы, тамбурины. Замечательное зрелище, при виде которого я забываю на минуту таящуюся во мне со вчерашнего вечера тревогу. Я искренно считал, что экспедиция, неизвестно насколько времени, будет разделена па две части неизбежным внезапным крушением этого несчастного моста. Без всякого предупреждения с ужасным треском сломалась на правом берегу одна из двух деревянных вилок, к которым прикреплялись несущие плетеные веревки. Слишком сухая, без сомнения, слишком старая. Сломавшись, она тем не менее еще держалась, будучи прикрепленной к деревьям, к большим камням с помощью целой сети лиан в виде паутины. Вступившие на мост носильщики ускорили шаг. Сагибы бросились, чтобы удержать мост руками. Так как о разборе моста для замены вилки не могло быть и речи, последнюю укрепили по мере возможности шнурами. Выдержит ли оставшаяся вилка до конца?

Она выдержала. За два дня наша армия закончила переход. Снимая по пути веревки, которые Пайо, Мелле и Сеньёр собирали на том берегу, я замыкал шествие, стараясь не смотреть на порванные веревки и сквозь дыры в настиле на стремительный бег мутных вод. Как быть при возвращении? Увидим...

Алаулинг. Идет дождь. Седоа. Последнее селение долины Аруна, последний возможный пункт снабжения. Скорее даже не селение, а просто хижины, разбросанные по полям, ступенчато поднимающимся по склонам горы. Край света, где мы покидаем (надолго ли?) землю людей. Суровая земля, суровые люди. Здесь мы оставляем некоторых носильщиков, слишком пристрастившихся к чангу (рисовой водке), а взамен их нанимаем несколько здоровенных парней.

Бунгин. Сильный дождь, начавшийся с утра, уступил место граду. Тропа превращается в трясину, и носильщики в своих несчастных туфлях скользят на каждом шагу. Выше, где-то около 2500 м, гребни под черными тучами покрыты снегом. Что же будет на перевале Барун, на 4200 метров? Не могу отделаться от тревоги. Все тот же Бунгин, день, два, три, нескончаемый дождь и проблемы стратегии, ежедневная обязанность начальника экспедиции, от которой он никогда не может быть избавлен (хорошо еще, что ему помогает Панама). Дождь, снег, носильщики, грозящие все бросить; этот тип, который втихую старается их убедить не соглашаться меньше чем за двадцать рупий в день... Десять рупий, нет, двадцать... Шантаж, бесконечные споры. Было ли это 3, 4, 5 марта? Начинаю забывать. Уже не дождь, а ливень, в ста пятидесяти метрах выше палаток идет снег. Ничто не может удержать носильщиков, которые решили нас покинуть, даже премия, которую Пари окрестил «королевским бакшишем», и нам приходится рассчитать более двухсот пятидесяти человек.