Маханакхон - [43]

Шестнадцатилетний Лангдуан угодил в реанимацию, долго лечился, а поправившись, решил завязать с преступным миром.

Свою немалую энергию он направил в торговлю (по большей части легальную) и внезапно удачно оседлал волну экономического роста, случившегося под конец девяностых. Всего в двадцать три года он стал владельцем крупной компании по оптовой торговле и логистике, а к двадцати семи подался в информационные технологии, в те времена бывшие в Королевстве в самом зачаточном состоянии, и тоже немало преуспел.

В наши дни, к своим сорока трем, он владел индустриальным парком в провинции Районг и логистической сетью, покрывавшей пол-Индокитая.

Но власти над денежными потоками предприимчивому Савилу оказалось мало. К концу нулевых, когда произошел раскол в «Тайском демократическом единстве», крупнейшей левой партии страны, он внезапно возглавил один из ее осколков, превратив его в собственное движение, партию «Чайчана Прачачун» – «Победа народа».

Политическая жизнь Таиланда пестра и причудлива, как узоры на традиционной тайской вышивке. Престиж Королевского дома абсолютен, а популярность всенародна, но монарх практически не имеет прямой власти, лишь нравственный авторитет. В придачу к религиозному, так как считается почти божеством. В остальном же тайское государство – это анархическая демократия наподобие России девяностых. С бойкотами, путчами, переворотами, отставками правительств, яростной предвыборной борьбой и бурными, иногда насильственными протестами оппозиции.

После очередной досрочной смены власти премьер-министром стал человек «слева», и партия Лангдуана среди прочих оказалась на верхушке государственной пирамиды. Сам Савил получил ни много ни мало – портфель министра финансов.

В высоком кресле он просидел четыре года, успев провести радикальные реформы в экономике, за которые его возненавидел консервативный Бангкок, но восхваляли бедные жители сельских провинций.

Но была у Савила одна проблема – он, похоже, не умел ладить с соратниками по политическому фронту. Неугомонный Лангдуан быстро оказался в конфликте с большинством других членов правительства. Тогда-то и стали появляться в прессе скандальные материалы о преступной юности, сильно повредившие его репутации. А следом и вовсе были опубликованы факты, указывавшие на силовое преследование соперников и насилие при внедрении реформ. Этот удар был серьезнее – Савил угодил в отставку.

Против него начали расследование, грозившее немалым сроком, но тут Лангдуану опять повезло – случился новый государственный переворот. На этот раз выступила верхушка армии, уставшая от экспериментов леваков во власти. Старый премьер бежал из страны, а всех назначенных им руководителей быстро заменили. Включая и начальство прокуратуры, стоявшее за расследованием против Савила. Новых правителей не интересовала грызня старых, и дело закрыли.

Так Лангдуан хоть и оказался в политической опале, но избавился от преследования закона. Вернулся к бизнесу и развитию свой партии, выжидая нового витка спирали, когда можно будет опять рвануться к вершинам власти.

Огневский потирал руки – вот этот персонаж так и просился в дело о политическом похищении. Начать с того, что Рачавади – дочь нынешнего премьер-министра, сменившего прежнего, в команде которого был Лангдуан. Больше того, Савил из левых, «красных тайцев», которые терпеть не могут консервативных «желтых», ныне стоящих у власти. Насолить им, устроив скандал с дочерью премьера, – вполне в духе местной политической жизни.

Да и вообще, судя по биографии, господин этот очень энергичный и в средствах не особо разборчивый. Если Шестов в чем-то перешел ему дорогу (с «охреневшего поэта» станется), Савил мог вполне подключить свой ресурс, дабы отомстить обидчику…

– Как это «они нас не пустят»? – поразился Огневский.

Ум хихикнула – тайская особенность, срывающая смущение.

– Ну… Кхун Савил очень большой человек. Он сказал, что не хочет с нами разговаривать…

Их машину не пропустили даже на территорию поместья, развернули у шлагбаума. Охранник в будке очень по-тайски улыбался, разводил руками и повторял: «Май дай, май дай, кхап. Ко тхо-о-од, кхап». [Нельзя, нельзя. Извините. – тайск.]

– Но ведь мы из спецотдела полиции, – не унимался Андрей. – Как они могут нас просто так прогнать?

– Большой человек… – только повторила Ум.

Огневский отстегнул ремень безопасности и собрался идти скандалить.

– Нет-нет, кхун Андэй! – заговорила Ум. – Не надо становиться «чай лонг»! Это не поможет. В Таиланде это никогда не помогает. Позвоните лучше кхун Мэу, есть шанс, что она на своем уровне что-то решит.

Андрей позвонил. Мэу тоже очень извинялась и говорила про «большого человека». Обещала разобраться, но не раньше завтрашнего утра. Еще один драгоценный день насмарку…

Они стояли в пробке на золотом мосту Рамы Восьмого через Чаопхраю. Вот тебе жизнь в мегаполисе – за три дня расследования Огневский бо́льшую часть времени сидел в кресле автомобиля, добротного «Лэнд Ровера», служебной машины Ум. Сейчас они уже минут десять вообще не двигались с места, дорожный поток застыл вокруг них, как восковая печать.