Маханакхон - [42]

Это, кажется, был единственный таец, кроме Прачарна, правильно произносивший имя Огневского.

– Когда Николай Второй путешествовал на корабле из Одессы в Японию (его еще потом там чуть самурай не замочил, вот психи японцы!)… Так вот, он по дороге у нас в Сиаме остановился, и с самим нашим королем Рамой Пятым они задружились. Русская диаспора тут где-то даже памятник им запилила – сидят такие, с тросточками… Так вот, Рама Пятый все Николая подбивал, чтобы тот за него против англичан вписался. А то они ж хотели нас, как китайцев и индусов, нагнуть. Колонией сделать, ну или концессию выбить на худой конец. А Николай такой типа: «Да, мы с тобой братаны, все дела, и вообще у меня Сиам всегда в респекте». Но нормального «да» так и не сказал. Блин, а говорят, это мы, азиаты, хитрые… Ну он поплыл дальше. А Раме куда деваться? Англичане-то всё прессуют. Ну он, ладно, взял и через несколько лет сам в Россию приезжает, в Питер, дальше с Николаем договариваться. Ну привез там с собой всякие бриллианты-изумруды, понятно, а еще сиамских кошаков! Ну их же тогда нигде за пределами Таиланда и не было почти. А Рама Пятый аж двести штук в Питер притаранил, уж как их везли – представить не могу. А Николай взамен отправил своих гвардейцев в Сиам, королевский дворец охранять. Примерно по двухметровому лбу гвардейцу за мелкого котика. Каково! Среди них был и Аркадий Несмелов, мой предок, дворянин, он на тайской знатной девушке женился. Фамилию пришлось нашу взять, конечно, – Чэмчамрат; говорят, он ее долго запомнить не мог… А король Рама своего сына, принца Чакрабона, прописал учиться в Питере в Пажеском корпусе и потом в царской гвардии служить. И тот служил несколько лет, караулы на морозе зимой стоял, не жаловался.

– Ты знаешь Рачавади Интханон? – вклинился Андрей. Робостью он не отличался, но потребовалось немалое усилие, чтобы перебить задорное повествование Хинхоя.

– Не, сорян, – ответил тот. – А кто она?

– Знакомая Шестова.

– Ох уж эти знакомые… Выедают нам, мужикам, все сердце, а? – Он с улыбкой кивнул на Ум. – Как раз такое с принцем Чакрабоном-то и случилось. Как обычно в России у нас бывает, на деваху местную запал. Он был смелый, мяться не стал, втихаря с ней обвенчался в Константинополе, православие ради этого принял. – Хихной сделал суровое лицо и размашисто перекрестился тремя пальцами. – И тайский двор, и русский как узнали, охренели все, такой скандал! Ну а Николаю стало перед Рамой Пятым неудобно… В итоге он официально хоть и не объявил о защите Сиама, но видимо, английской королеве Виктории в чатик написал, типа: «Отвали от тайцев, а то я за них впрягусь». Так и не стали мы колонией, обломались бритиши. Принца сначала лишили права наследования, и все такое. А через несколько лет его простили, он вернулся в Сиам, начал реформы мутить, тайские ВВС основал, между прочим…

Андрей уловил удобный момент – когда бутылка «Старого Каспия» показала дно, а новую счастливо-возбужденный Хинхой все не мог найти, шарил глазами по своей каморке. Огневский встал и начал прощаться.

Кое-как удалось отказаться от «продолжения банкета». Хинхой обнял и троекратно поцеловал Андрея, а потом и Ум, которая чуть в обморок не упала.

– Он такой, он такой… – задыхалась девушка, когда они ехали на строительном лифте вниз. – Он…

– Ничего нужного нам не рассказал, – подытожил Огневский.

Ум за разум

Оставался последний человек из списка Шестова. В отличие от двух других, этот был прекрасно известен Андрею, да и любому, кто хоть немного следил за жизнью в Таиланде.

Савил Лангдуан был самым знаменитым и одиозным тайским политиком десятилетия.

«Местный Саакашвили, только галстуки не жует, – думал про него Огневский. – Да и в архитектуре вкусы похожие…»

Они подъезжали к особняку Лангдуана на бангкокской окраине. Тот выглядел странным сочетанием традиционной тайской архитектуры с наивно понятым европейским модернизмом. Из терема с изогнутыми резными крышами торчал, сверкая на солнце, яйцеобразный стеклянный купол.

Аналитический отдел обещал к вечеру детальные досье на всех трех персонажей из списка, а пока Андрей вспоминал, что ему уже известно о Лангдуане.

Выходец из городских низов, Савил вырос в Паттайе, где, по словам многочисленных недоброжелателей, был малолетним уголовником в одной из банд.

В стране тогда боролись три основных мафиозных течения. Самое многочисленное – северо-тайское из провинции Исан. За ним шло китайское (не из КНР, конечно, а состоящее из тайцев китайского происхождения, которых в Королевстве до пятнадцати процентов населения). И быстро набирало силу японское – самое малочисленное, но самое богатое и подготовленное.

«Братки» делили между собой рынок проституции и наркотиков, а заодно предоставляли «крышу» своим коллегам из других стран, сбежавшим за границу от правосудия. Немало колоритных персонажей из бывшего СССР, объявленных в розыск на родине, коротало дни под тропическим солнцем, выплачивая местным за прикрытие…

Если верить двум скандальным публикациям в прессе, молодой Савил, он же Сан Ву, был одним из самых дерзких молодых бойцов китайского направления. Возможно, он дорос бы когда-нибудь до локального «крестного отца», если бы не засада, однажды устроенная на «китайских» «северо-тайскими». Исанцы тогда отправили на суд Будды все руководство шайки и немало рядовых бойцов.