Махагон - [16]

Священник лежал на своей кровати. Отбросив подушку из овечьей шерсти в стену, сел закрыв руками уши. Через некоторое время, он поднялся и вышел в коридор, спустившись по лестнице к веселящимся людям. Увидев одиноко сидящего друга, подошёл, присел к нему за стол.

– Считай что поспал! – сказал Финиган.

– И что тебе снилось? – спросил Вар.

– Кроме шума в ушах и плясок на голове, ничего. Эрины ещё стоят? – спросил Финиган.

– Да, куда мы без них, – ответил Вар, сделав глоток.

– Это возмутительно! – вскинул руки Финиган. – Мы гонцы императора, а нам запрещают покидать, это убогое место. Да ещё и охраняют, как будто нас заперли в темнице.

– В темнице не наливают полусладкое за счёт вождя, – поправил друга Вар. – Насладись моментом, ведь могло быть и хуже!

– Да, могло! – сказал Финиган поднявшись. Подозвав прислужницу попросил подать местное красное с сыром и хлебом. Присев он продолжил. – Глупо было говорить, что ты сын императора.

– Чарес, да и этот второй, узнал меня сразу, это было видно. Так что, ничего нового я ему не сказал. По-моему, всё даже логично, – сказал загадочно Вар. – Вождь будет думать, что с нами делать, а точнее со мной. До тех пор, пока не примет решение, нам ничего не угрожает.

– Ты не рассказывал, что знаешь вождя, – подметил священник.

– А я и не знаю, – пригубив, ответил Вар. – Я его видел девять лет назад, на моё десятилетие в зимнем дворце. Тогда в столицу съехались все вассалы и сюзерены отца. Сам же он, так и не появился.

Прислужница подошла и поставила на их стол кувшин с полусладким, удалившись на мгновение, она принесла ещё одну чару и тарелку с нарезанным хлебом и сыром по краям.

– Бывают такие люди, которые боятся проявить чувство на людях в отношении с детьми, – сказал священник. – Возможно, из-за этого он редко с тобой видится.

– Не думаю, – сказал Вар. – Сколько себя помню, я видел его раз, а может два в год. Однажды, когда меня учили фехтовать, мне тогда было тринадцать лет, и это было в самой большой бронзовой галерее, точно. Он зашёл, посмотрел секунду на меня, и ни слова не сказав развернулся и ушёл. Больше в этот год я его не видел.

– Печально! – сказал Финиган, сделав глоток.

– Это ещё ничего, я тогда так расстроился, что целый год уделял всё своё свободное время фехтованию. Думал, что я всё делаю неправильно, раз отец не обращает на меня внимания.

– Ну что сказать, – развёл руками священник, – ты вырос и теперь всё изменилось!

– Я бы так не сказал… Если бы я не хотел угодить отцу, мы бы не сидели в этой таверне.

– И не могли бы насладиться этим красным, неразбавленным чудом! – добавил, пригубив Финиган. – Ты завтра пойдёшь на прогулку с дочерью вождя?

– Почему нет! Неплохой повод разузнать обстановку.

– Этот скрипач лишён всякого чувство ритма! – возмутился Финиган, поставив сосуд.

Через некоторое время, к ним подошла девушка с кувшином красного и наполнила опустевший кувшин на столе.

– Я забыл тебе сказать, – упомянул Вар. – Вчера утром заходил Тэкар, он отправился дальше на поиски Дагоры. Его время, как свободного, ещё не прошло. Я пожелал ему удачи от нас двоих.

– Хороший он человек, только не умеет спорить, – сказал священник.

– Когда он уходил, он был в твоей жёлтой накидке!

– Значит, ты ещё мало выпил, раз помнишь это, – произнёс Финиган, наполняя доверху чары.

Музыканты играли песню о тяжёлой судьбе лесоруба, время шло незаметно. Когда начали расходиться люди, Вар помог священнику подняться и дойти до его комнаты.

– Спи старый медведь, – сказал Вар, закрывая дверь.

Уютные комнаты. Каждый последующий день до этого, заканчивался почти одинаково, только сегодня священник впервые позволил себе выпить лишнего. Пожалеет или нет, он узнает об этом завтра.

* * *

Старая кобыла тащила свою ношу, повозка скрипела и медленно двигалась вперёд по большаку. Цурин открыл глаза. Боль в плече и груди была не выносима. Попытался приподняться на локтях и осмотреться, не вышло. Издав глухой стон он опустился.

– Лежи и не беспокойся, – сказал кто-то хриплым, старческим голосом.

Цурин постарался повторить свою попытку, обернулся. На вознице сидел старик. Цурин почувствовал как всё плывёт, через мгновение он опустился и его снова поглотила тьма.

Сквозь тьму донеслось хриплым голосом. – Не вздумай умирать! Мы уже приехали. Тьма сменялась болью и как будто не его криком. – Где я? Тьма, яркий луч бьёт в лицо. Потом опять тьма, этот приятный голос. – Он поправится, дедушка? И снова темнота. Опять боль и кровь, крик, снова темнота.

Цурин открыл глаза. Правой рукой стёр пот с лица, повернул голову. Было темно, сквозь ставни бил лунный свет. Попытался ощупать себя, не вышло.

– А… неугомонный, – услышал он хриплый, всё тот же, голос. – Всё-таки пришёл в себя. А я уж подумал, не начать ли копать могилу для тебя. Шучу, шучу… – сказал подойдя, образ старичка. – Тебе надо чаще пить. Сейчас подам…

Старик зачерпнул ковшом, подошёл, помог приподняться и утолить жажду. – Много нельзя, откроются раны, – сказал он, убрав ковш. – А теперь спи, тебе нужно набираться сил.

– Где, я? – спросил Цурин.

– Повторяю в последний раз, в безопасности! – сказал старик.