Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - [30]

– Почему они убивают? – спросила Биквин, – Все эти годы, проводя тайный ритуал?

– Не знаю.

– Знаешь, Эйзенхорн. Прекрасно знаешь!

– Ладно. Я догадываюсь. Представь… анекдот про Императора, рассказанный парнем с соседнего кузнечного пресса, заставляет твой хрупкий рассудок поверить, что этот человек затронут варпом. Кто-то изготавливает парики, чьи завитки напоминают тебе тайные знаки Хаоса. Акушерка, как тебе кажется, подсовывает отпрысков вечного врага в дома средневысотного округа. Бродячий проповедник кажется слишком пылким, чтобы быть чистым.

Елизавета уставилась в пол лэндспидера:

– Они видят демонов повсюду.

– И во всем. Во всех. И, так уж выходит, – они верят, что, убивая, служат Императору. Они не доверяют никому, поэтому не информируют власти. Они забирают глаза, руки и языки… все органы общения, всё, с помощью чего Архивраг мог передавать свою гнусную ложь. Затем они уничтожают сердце и мозг – органы, которые, согласно распространенному солдатскому мифу, вмещают демонов.

– Так что мы будем делать теперь?

– Снова положимся на интуицию.

Ратуша Аграрного Братства Саметера представляла собой массивное здание, возведенное из бутового камня на Печной улице. Ее фасад разрушался под воздействием смога и кислотных дождей. Строение стояло заброшенным уже два десятилетия.

В последний раз оно использовалось в качестве сборного пункта для завербованных солдат Девятого Саметерского полка. В длинных коридорах ратуши мужчины и женщины, поступавшие на службу, вносили свои имена в списки, получали новехонькую униформу и приносили боевую присягу Богу-Императору Человечества.

В определенные времена, при определенных обстоятельствах, когда нет возможности использовать настоящий алтарь Императора, офицеры Гвардии вынуждены импровизировать, чтобы проводить свои церемонии. Имперского орла, штандарт с аквилой, вешают на стену, а освященную точку под ним отмечают на полу желтым мелом. Ратуша не была освященным зданием. И основание полка должно было стать первым случаем, когда молодые рекруты увидели этот доморощенный обряд. Они приносили свои клятвы крестику, нарисованному мелом, и свисающей со стены аквиле.

Уорекс привела с собой три группы огневой поддержки, но я решил, что вначале тихо войду в сопровождении Мидаса и Фишига. Биквин и Эмос остались в машине.

Мидас был вооружен своими парными игольными пистолетами, а Фишиг взял автоматическое ружье. Я же вогнал прямоугольный магазин, полный зарядов, в драгоценный болт-пистолет, который подарил мне Бритнот, библиарий Адептус Астартес из ордена Караульных Смерти.

Мы распахнули дощатые двери этой полуразвалины и пошли по сырому коридору. С потолка капала вода, собираясь в лужицы на мраморе, изъеденном кислотой.

До нас донеслось пение. Нестройный хор распевал боевой гимн Золотого Трона.

Низко пригибаясь, я повел спутников вперед. Через потрескавшиеся стекла внутренней двери мы заглянули в главный зал. Двадцать три ветерана в обносившейся одежде стояли рядами, преклонив колена на грязном полу. Пока они пели, их головы склонялись перед имперским орлом, свисающим со стены. Под аквилой на полу виднелся нарисованный желтым мелом крестик. У каждого ветерана был заплечный мешок или рюкзак, а в ногах лежало оружие.

У меня заныло сердце. Именно так все и выглядело два десятилетия назад, когда они еще только поступали на службу, молодые, полные сил и рвения. До того, как началась война. До того, как начался кошмар.

– Позвольте мне попробовать… позвольте дать им шанс, – произнес я.

– Грегор! – прошипел Мидас.

– Дайте мне попытаться, ради их спасения. Прикройте меня.

Я скользнул в зал, опустив оружие вдоль тела, и присоединился к хору.

Один за другим голоса умолкали, а склоненные головы поворачивались ко мне. В дальнем конце, возле желтого алтарного знака, стояли, уставившись на меня, Люнд, Трэвес и незнакомый мне бородач.

Не обращая внимания на тишину, опускавшуюся на зал, я допел гимн.

– Все завершилось, – сказал я. – Война окончена, и вы исполнили свой долг. Вы сделали даже намного больше того, что от вас требовала присяга.

Молчание.

– Я инквизитор Грегор Эйзенхорн, и я здесь, чтобы освободить вас. Осторожная война против гнили Хаоса, которую вы втайне вели в Урбитане, завершена. Теперь в дело вступает Инквизиция. Вы можете отдохнуть.

Двое или трое склонившихся ветеранов заплакали.

– Ты лжешь, – произнесла Люнд, выходя вперед.

– Не лгу. Сдайте оружие, и я обещаю, что с вами обойдутся по справедливости и со всем уважением.

– Мы… мы получим медали? – дрожащим голосом спросил бородатый человек.

– С вами вечно пребудет благодарность Императора.

Все больше людей плакали – от страха, отчаяния или облегчения.

– Не верьте ему! – сказал Трэвес. – Это очередной трюк!

– Я видела тебя в своем баре, – сказала Люнд, делая еще один шаг вперед. – Ты вынюхивал. – Ее голос был пустым, отстраненным.

– А я видел тебя на крыше кожевенного завода, Омин Люнд. Ты все еще метко стреляешь, несмотря на искусственную руку.

Она с некоторым стыдом посмотрела на свой протез.

– Мы получим медали? – С надеждой повторил бородач.

Трэвес обернулся к нему:

– Спейк, ты кретин, конечно же, нет! Он пришел, чтобы убить нас!