Магония - [14]

Учеба для него – пустая трата времени. На каждом экзамене он едва дотягивает до проходного балла – как он говорит, из принципа. Он планирует окончить школу худшим учеником в потоке, а потом завоевать мир. Что же, его будущим биографам это, пожалуй, только на руку.

Его способность доводить учителей до отчаяния поистине легендарна. Вместо того чтобы усердно заниматься и раскрывать свой колоссальный потенциал, он просто смотрит на тебя без каких-либо эмоций, а потом берет и отправляет в нокаут.

– У тебя перо в легком? – говорит он. – Ты что, правда вдохнула перо? Решила поиграть в Икара?

Когда нам было по десять лет, я действительно загорелась идеей повторить его полет. Джейсон изучил чертежи Леонардо да Винчи и сконструировал по ним крылья. Но оказалось, что ренессансные крылья из брезента и бальзового дерева на прыжки с крыши гаража не рассчитаны. Джейсон сломал руку, а я – ногу. На этом наши попытки научиться летать благополучно закончились, но наши родители даже обрадовались, что мы хотя бы раз в жизни повели себя, почти как нормальные дети. Впоследствии они рассказывали эту историю годами, с надеждой в голосе и как бы говоря: «Ох уж эти детки, чего они только не вытворяют». При этом про остальные, еще более сумасшедшие наши выходки они старались не упоминать.

В одиннадцать лет Джейсон угнал у своей мамы машину, и мы проделали путь в триста миль, чтобы купить перья правильного окраса для чучела грифона. Расплатившись с продавцом, который оказался на редкость странным типом, мы выехали на шоссе и спокойно вернулись домой, где на въезде в гараж нас поджидала мама Джейсона, Ева. Багажник «Понтиака» был забит тушками индеек и попавших под колеса машин рысей на подушке изо льда. Вдобавок там можно было найти коллекцию когтей стервятников, груду тюбиков суперклея и большой запас стеклянных глазных яблок. Когда мы открыли багажник, Ева, надо отдать ей должное, пришла в полнейший восторг, потому что она из тех людей, кому ничего не стоит взять и сделать чучело грифона, но все же ей пришлось изображать родительское недовольство. Кэрол, вторая мама Джейсона, провела следующие четыре дня в постели.

Обычными вещами мы с Джейсоном тоже занимались: обдирали коленки, ловили насекомых. Но вспоминают почему-то всегда именно историю с грифоном.

Все давно поняли, что Джейсону суждено стать либо великим преступником, либо агентом ЦРУ, но на какую из этих профессий падет его выбор, так никто и не знает. Можно подумать, это такие уж разные вещи.

– Чего-чего? – говорю я. – Твое мнение об этой ситуации с перьями никто не спрашивает.

Я сажусь рядом с ним на покрытые инеем ступеньки. Со вздохом папа снимает куртку, накидывает ее поверх моей и застегивает на пуговицу.

– Пять минут, – говорит он. – Потом я за тобой приду.

– Тут тоже есть перья, смотри не вдохни их, – говорит Джейсон, кивая на куртку, хотя, конечно же, там внутри не перья, а поливолокно. Папа заходит в дом, а мы некоторое время молча сидим на крыльце, вот только сегодня дела мои идут так отвратительно, что даже от этого мне становится неуютно.

– Повысилась вероятность одного события, – неуверенно начинаю я.

– Какого?

– Ты знаешь какого. Оно скоро произойдет. Совсем скоро.

– Ты уже который год умираешь, – говорит Джейсон. Как обычно, вопреки моим правилам, он называет вещи своими именами. – Они ошибаются, если думают, что ситуация ухудшается. Ты выглядишь хорошо.

Он смотрит на меня.

– С поправкой на то, что это ты, конечно.

Судя по выражению его лица, я вовсе не выгляжу хорошо. Судя по тому, что он вдруг снимает свой шарф и завязывает его у меня на шее, я вовсе не выгляжу хорошо. Обычно Джейсон ведет себя спокойно, хотя на самом деле волнуется обо всем на свете и ежеминутно производит у себя в голове различные расчеты.

– Ты как? – спрашиваю я. – Ты сегодня какой-то странный.

– Хорошо, – отвечает он, начиная говорить все быстрее. – В смысле, у меня-то все нормально, нам тут не обо мне надо беспокоиться, естественно. В общем, не надо обо мне беспокоиться.

Такое поведение не предвещает ничего хорошего.

– Ты таблетки пил?

– Перестань, – говорит он. – Конечно, пил.

Не очень-то я ему верю, но в то же время чувствую укол совести. Это я виновата в том, что Джейсон так разволновался.

Папа заставляет нас зайти внутрь и, проводив в кухню, оставляет наедине. Джейсон принимается с невероятной скоростью готовить что-то мучное, а я наблюдаю за ним со спины. Он засучивает рукава и повязывает папин фартук. Волосы у него такого же цвета, как шоколад, который он растапливает на плите. Сзади на шее виднеются веснушки, их ровно пять. Его самая отличительная черта – глубокая складка между бровями, которая появилась у него в девять лет, когда он вдруг осознал, что мы все-таки не бессмертны.

Не знаю, как девятилетний вундеркинд мог думать, что мы будем жить вечно. Он долгое время работал над каким-то химическим соединением, связанным с черепахами и морскими звездами, и вплоть до момента, когда оно взорвалось у него в гараже, думал, что сделает огромный Прорыв в науке. По-моему, он хотел вырастить для меня новые легкие, но он так и не сознался в этом.