Магомед, Мамед, Мамиш - [19]

А теперь Мамиш вздохнул, руки у него холодные, но молчит.

Появилась Рена, братья заерзали, зашевелились. Новый чай - новые разговоры...

Мамиш вскоре ушел.

Гейбат, чтобы как-то отвлечь Хасая, спросил:

- А как же с таристом?

- С каким таристом? - удивился Хасай.- Ах, с ним! - вспомнил.- Да, занятная история, жаль, Гюльбала помешал!

Хасай был человеком вдохновения, а крылья обреза-ли. И чтоб отойти душой, попросил Рену:

- Дай мне тар, я лучше сыграю вам. А история с таристом была вот такая. Пировали у Хасая, и вдруг кто-то в дверь стучится. Хасай вышел и тотчас узнал тариста из знаменитого рода музыкантов, не раз слушал его в филармонии.

- Пришел для вас играть. Вижу, компания у вас со-бралась, а музыки не слышно.

- Но...- Хасай не хотел видеть лишних людей за сто-лом. А тарист решил, что тот думает об оплате.

- А я даром! Буду играть сколько хотите! Хоть всю ночь! Появление тариста, да еще такого знаменитого, было встречено восторженно.

Тарист, как это принято, начал с серьезных народных мелодий, с мугамов, но Хасай прервал его - ведь люди собрались повеселиться!

И перевел его на песенно-народные лады, даже спел одну песню:

- Ты откуда, откуда, журавль? Вероломным охотни-ком раненный журавль, раненный, раненный, ранен-ный журавль...

Затем пошли танцевальные мелодии; столы отодвину-ли и начали плясать. Тарист не просил передышки, а Хасай не знал устали.

- Давай европейскую музыку!

Тарист знал и это; разучил и из "Маленькой мамы", и из "Петера".

- Нет, это ты играешь плохо! Как ножом по стеклу!

- Ну что вы,- попытался возразить тарист.

- Мы тоже кое-что в музыке смыслим! Давай другое!

- Заказывайте!

- "Най-най-най-най, на-на-най!.." - запел Хасай.- Вот эту!

Понять было трудно, но тарист попытался сыграть.

- Да ты простую мелодию уловить не можешь!

- "Най-на-най-най..." - подхватил другой, и тарист понял.

- Ладно, эту песню знаешь, но тоже, между нами го-воря, чуть-чуть фальшивишь! - Тарист стал раздра-жать Хасая; чуял он, что тот пришел с просьбой и по-этому находится в его власти, и Хасай может говорить ему что угодно.- А ты покажи нам что-нибудь этакое! Я видел, как играют! Держат тар, к примеру, над головой или даже за шеей! Вот так попро-буй!

И тарист, как Хасай точно рассчитал, стал показывать свое умение: то на груди тар, то закинут за шею, то поднят над головой.

- Мне бы такой тар! - говорит Хасай.

- Я достану вам.

- Пока достанешь, война кончится!

И тут Хасая осенило: "С мобилизацией связано!" Он вспомнил, что вызывали тариста.

- Дайте срок, не достану, свой подарю!

- А ты оставь его мне в залог! - "Так и есть!" - об-радовался Хасай своей прозорливости.- Тар оставишь, а сам... а сам будешь приходить ко мне и учить играть! Давно мечтал, да руки не доходили!

- Учить буду, только...- Тарист усмехнулся.

- В армию берут?

- Да.

- А почему бы не пойти защищать отечество?

- А я готов, только врачи не пускают, болен я.

- Ну и что дальше? - Хасай нахмурился, сузил гла-за, прощупывает тариста.

- Только не пойму, почему меня каждую неделю вы-зывают, от работы отрывают.

- Кто?

- Ваш заместитель. Вот почему я и решил прийти к вам, побеспокоить.

- Ах, он!..- "Так...- мелькнуло у Хасая.- За моей спиной, значит!" - Это я улажу. Тарист вздохнул.

- Нет, ты свой тар оставь! И весь год тарист учил Хасая.

Вот он, тар. Хасай давно не притрагивался к нему, при-шлось долго настраивать. И все терпеливо ждали, по-нимая, что перебивать нельзя, пусть Хасай играет как может.

- Начни же! - говорит Рена.

- Еще не настроил,- отвечает ей Ага.

- А чего глаза закрыл?

- Он для себя играет, а для нас настраивает,- пы-тается шутить Гейбат.

- Хитрый какой! - говорит Рена.- Слышишь, пере-стань настраивать, играй! просит Рена.- И, по-жалуйста, открой глаза!

чтоб мы видели, какой ты есть, чтоб прочли

о твоих подлостях,

добавил бы про себя Мамиш, не уйди он раньше вре-мени.

А Хасай никого не слышит, настраивает и настраивает тар, прикрыв глаза. Что они понимают - и Рена, и его братья?

Хасай настраивал, думая о скоротечности жизни: "Ай, как годы бегут!.."- и ему было жаль старика тариста, который недавно умер, жаль, что те времена, когда он был молод и полон сил, канули в небытие и их уже ни-когда не вернуть.

Инкрустированный перламутром, чуткий и послушный тар. Сколько лет прошло, а тар и сейчас как новый. Ни-как не настраивался, а братья терпеливо ждали. При-крыл веками глаза, перебирая струны, вспоминая ушед-шие, умчавшиеся годы.

- Все,- сказал Хасай. И братья ушли.

Даже в жаркий летний зной очень прохладно в этих возвышенных частях города; в микрорайоне, как на вы-сокогорном пастбище. Милое дело отсюда пешком спус-каться в город. Слышишь, как он грохочет, как дышит, большой и живой. Идешь и идешь, охватив его взглядом весь, щедро залитый огнями гигантский массив, именуе-мый родным городом, где немало домов, тебе близких, и каждая улица - твоя; и ты чуть ли не сросся с его де-ревьями, камнями, людьми; где есть и твой угловой дом, куда ты приходишь всегда с замиранием сердца и болью: здесь ты родился; дом, полный голосов, увы, уже ушедших; и никто тебе не знаком; и каждый раз выбе-гает тебе навстречу кто-то очень похожий, из далекого детства, ты сам...