Магия успеха - [24]

— Э, не вздумай блевать. — Оторопевший Самурай сразу же забыл о конфронтации и, не понимая, как себя вести, с отвращением прищурился. — Ну ты и говно, мать твою…

Знающие говорят: если враг считает тебя дерьмом, ты уже наполовину победил. Мудрость эта с подачи Прохорова дала обильные всходы, пышно расцвела и буйно заколосилась. Мгновение, и его рука с силой врезалась обидчику в пах — удар, захват, рывок, сразу же атака на неприятельское колено — носком говнодава, так, что кости ломаются, а связки рвутся, и наконец кульминация — стремительная подсечка, от которой враг валится всем телом на затылок.

— Стоять! — На шум чертом выскочил Димон, с ходу оценив ситуацию, он потащил Прохорова в тренерскую. — Ты что же творишь, паскуда? — Силой усадив Серегу в кресло, он удрученно поглядел на Лысого: — Самурая вырубил, наглухо.

— Ладно, проследи, чтобы не откинулся. — Тот задумчиво уставился в пол и, едва амбал скрылся за дверью, поднял взгляд на Тормоза. — Тебя как зовут-то, парень?

— Серегой. — Прохоров вдруг увидел, что глаза собеседника точь-в-точь как у киборга-убийцы из какого-то боевика — пустые, пронизывающе-бездушные, и в животе у него стало неуютно. — Сергей Иванович Прохоров.

— Значит, Серега. Сережа — серишь лежа. — Лысый неожиданно оскалился до того зло, что смотреть на него стало страшно. — Точно, засранец ты редкий. Насрал мне так, что и лопатой не разгрести.

Внезапно он сорвал дистанцию и, неуловимо быстро двинув Тормоза под дых, крепко ухватил его за ухо:

— Вот и мне ты так же врезал, пидор, только ниже пояса.

Это был удар мастера — точно в солнечное, строго дозированный, чтобы наказать, а не вырубить, как раз в то время, когда Серега делал вдох.

— Ух-х-х… — Задыхаясь, Прохоров согнулся, а Лысый с силой принялся драть его за ухо, уже подраненное кушаком Самурая.

— Здесь дерутся только за деньги, понял?

— Понял я, понял. — Переведя наконец дух, Тормоз вырвался из цепких пальцев, и в это время вернулся Димон, мрачный, словно грозовая туча:

— Самурай, блин, никакой. Яйца квадратные, мениск — в лепешку, и блюет — как пить дать сотрясение. — Он сплюнул и с ненавистью уставился на Тормоза. — Опустил ты нас на деньги, паскуда! Кого теперь с Глотом ставить? Сплошная головная боль!

— Как это — кого? — Лысый насмешливо повел рыжей бровью и посмотрел на Прохорова. — А Сергей Иванович на что? У нас ведь как в боях за родину, проштрафился — искупай кровью.

Не договорив, он вдруг нахмурился и начал жать на кнопки телефона:

— Кузьма Ильич, у нас тут Самураю плохо стало, что-то бледный лежит. Может, проведем эксперимент, стравим с Глотом новенького? И я говорю, парень хороший, ну а если что — конечно, будет отрабатывать, такая, значит, судьба. Есть, понял. — Он замолчал и, выдержав паузу, вплотную придвинулся к Тормозу. — Значит, так, парень множишь Глота на ноль — получаешь штуку баксов плюс благодарность от общественности. Ложишься под него — лечение за наш счет и отрабатываешь двадцать пять кусков на мелочевке. Что скажешь, Сережа — серишь лежа?

— Поссать бы. — Держась за вспухшее, цвета помидора ухо, Прохоров направился в сортир, посмотрел, как кантовали на носилки Самурая, и вопреки пословице расположился на двух стульях сразу. Возражать никто не стал…

Было уже около полуночи, когда Димон повея его на битву с Глотом. Всю дорогу до вольера, гад, молчал, а когда прошли предбанник, гулко хлопнул Прохорова по спине:

— Давай, сделай из него урода. И в партер парень, не лезь, — у Глота бронза на Европе по дзюдо.

Подбодрил, паразит, поднял, можно сказать, боевой дух! «Хрен вам, у нас яйца тоже бронзовые». Тормоз шагнул в клетку и, захлопнув дверь, осмотрелся. Публика была уже на взводе, — блестели глаза и бриллианты, краснели щеки и зеленели баксы, а из угла какая-то пьяная задрыга истерично визжала:

— Драный! Драного хочу!

Едрена вошь, ведь это его. Тормоза, поклонница! Только почему Драный? Из-за разорванных по шву штанов? Прохоров машинально дотронулся до промежности, а в это время послышался шум, толпа дрогнула, и в клетку заявился Глот собственной персоной. Крепенький такой мужичок, мускулистый.

Ростом с Тормоза, но поширше в плечах, с короткой бычьей шеей и при всем том рыжешерстый, будто поднявшийся на дыбы кабан. Только клыков не хватает. Настоящий боец, не то что давешний культурист малахольный. Двигался Глот грамотно, руки держал высоко, подбородок низко и поначалу на рожон не лез — сразу понял, что Тормоз не подарок. Очень даже правильно понял. Вскрикнув, Прохоров саданул его ногой в живот, в темпе продолжил «двойкой» в голову и стремительно провел коронку — дробящий лоукик в колено. Однако старался зря. Пресс у Глота был словно каменный, удары прошли вскользь — подбитый глаз стоит немного, — и, без труда убрав ногу, противник ею же приласкал Серегу по лицу — хлестко, внешним ребром говнодава. Попал, гад, прямо в то место, где кривился в десне зуб мудрости, — ума от него никакого, а вот щеку пропорол в лучшем виде. «Ладно, сволочь». В голове у Тормоза загудело, рот наполнился кровью, и, яростно бросившись вперед, чтобы вырвать у Глота глотку, он с ходу напоролся на встречный удар. Острым краем подошвы по ребрам.