Магия отступника - [40]

Лицо Эпини изменилось, став жестче, и в ее глазах вспыхнуло нечто крайне похожее на ненависть.

— Я не позволю вам его уничтожить, — отрезала она. — Он будет с тобой сражаться, и я тоже. Мы сильнее, чем тебе кажется. Он заберет обратно собственное тело и вернется к нам. Я знаю, что так и будет.

— Нет — покачав головой, спокойно и терпеливо возразила Лисана. — Не будет. С твоей стороны мудрее будет послушаться его. Возвращайся домой. Позаботься о тех, о ком можешь. Когда родится твое дитя, уезжай отсюда и вернись на земли, принадлежащие твоему народу.

Эпини спокойно посмотрела на Лисану.

— Я не откажусь от Невара. Если хочешь, чтобы я уехала, тебе придется вернуть мне кузена.

Лисана не улыбнулась и не нахмурилась, ее лицо ничего не выражало.

— Я уверена, что, объединившись, они преуспеют там, где прежде оба потерпели поражение. Я уверена, что тогда он примет задачу, поставленную перед ним магией, и, когда справится с ней, захватчики покинут наши земли. Я предлагаю тебе возможность уберечь себя и собственное дитя. Уходи сейчас, прежде чем тебя прогонят. Я не знаю, как магия избавит наши земли от чужаков, но не думаю, что это пройдет мирно. Мягкость и убеждение уже были испробованы и не дали результата. Их время прошло.

— Я не откажусь от Невара, — повторила Эпини, будто сомневалась, что Лисана слышала ее или обратила на ее слова внимание. — И не верю, что он сдастся. Он будет бороться, а когда накопит достаточно сил, отберет собственную жизнь у мальчика-солдата и вернется к нам.

Я попытался придумать какой-нибудь ответ.

— А если он не справится, — добавила она, улыбнувшись мне, — тогда следующим летом, когда дни станут длинными и жаркими, а лес сухим, я сожгу ваши деревья. Все.

Она словно бы вдруг успокоилась и сложила руки перед собой. На меня она не смотрела вовсе. Ее лицо и ладони были в грязи, платье испачкано и порвано, волосы выбились из прически и спадали на лицо. Но печаль и боль как будто покинули ее, не оставив ничего, кроме решимости. Она напоминала сверкающий клинок, вытащенный из потертых ножен.

— Вот она, благодарность гернийцев, — холодно заметила Лисана. — Магия сдержала слово. Я показала тебе твоего кузена, живого, как и было обещано, и даже помогла вам попрощаться. Я предложила тебе бежать на запад вместе с твоим ребенком. А в ответ ты грозишься нас уничтожить.

Мальчик-солдат не мог слышать Лисану, но мне на миг показалось, что он ей ответил.

— Сейчас я ее убью — сообщил он, и Оликея сурово кивнула. Едва ли Эпини поняла смысл слов, произнесенных им по-спекски, но угрозу в них расслышала. Впрочем, ее это не поколебало.

— Ты можешь меня убить — подтвердила она. — Не думаю, что это окажется слишком трудно для тебя.

Она вздернула подбородок — словно подставляя удару горло. Взгляд она не отрывала от глаз Лисаны и больше ничего не произнесла. Однако угроза повисла в воздухе, невысказанная и оттого лишь более тревожная.

— Убей ее, — тихо согласилась Оликея, и в ее голосе звенели страх и жажда. — Этим.

Она достала из поясных ножен кинжал и протянула ему. Лезвие оказалось черным и блестящим — обсидиан. Память шевельнулась во мне. Он был остер точно бритва — нож, подобающий магу, который не должен касаться железа.

Мальчик-солдат взял кинжал из рук Оликеи и беспомощно заозирался по сторонам, словно в поисках указаний. Он не мог слышать Лисану. Не мог спросить у нее совета, а бесстрашная готовность Эпини принять то, что ее постигнет, явно его беспокоила. Я видел, как он пришел к выводу, что чего-то не учитывает. Я не знал, так ли это, или же Эпини просто блефует. Мне хотелось спросить ее, но выказывать эти сомнения не стоило. Я попытался слабо улыбнуться в ответ на ее улыбку, но, кажется, потерпел неудачу. Мальчик-солдат принял решение и ударил. Я ощутил его намерение за миг до того, как он его осуществил. Сразу после этого произошли одновременно две вещи. Я ему помешал. Не знаю как, но мне удалось остановить его руку на полпути к цели. Это ошеломило его и вдобавок сожгло часть и без того скудного запаса магии. Видимо, я использовал его магию против него, чтобы не позволить ему ранить Эпини. Удивился я не меньше его самого.

А Эпини, несмотря на неуклюжесть, вызванную беременностью, резко пригнулась и бросилась к топорику, который выронила Оликея. Она ударилась о землю сильнее, чем намеревалась, всхлипнула от боли, но тут же выпрямилась, сжимая в руке оружие и сверкая зубами в победоносной улыбке.

— Давай проверим, что будет, если тебя ударить холодным железом! — угрожающе предложила она и изо всех сил швырнула топориком ему в голову.

Обух с неприятно глухим звуком ударил ему в лоб, и мальчик-солдат упал. Не знаю, что послужило тому причиной — сила ее броска или воздействие железа на его тело, но он содрогнулся, и глаза его закатились. Ликари потрясенно разинул рот. Оликея взвизгнула, точно ошпаренная кошка, и набросилась на Эпини.

А я беспомощно наблюдал. Я оказался хуже, чем просто бесплотным, — то тело, на которое я мог надеяться повлиять, валялось без сознания. Оликея была выше Эпини, мощная, более привычная к физическому труду, не скованная одеждой или беременностью. Она кинулась на мою кузину, как кошка на добычу. Эпини метнулась в сторону, но все равно опрокинулась под натиском Оликеи. Обе визжали — столь жуткого звука мне прежде слышать не доводилось. Эпини выкрикивала слова, которых, по моим представлениям, не могла знать, и сражалась с поразительной силой и яростью. Она защищала нерожденного ребенка не в меньшей мере, чем себя. Оликея оказалась сверху, но Эпини извивалась в ее хватке, пока не дотянулась до ее лица и не пролила первую кровь, пробороздив ногтями лицо и грудь врага. Одежда не только стесняла ее, но и защищала от мелких повреждений, а когда моя кузина перекатилась в сторону, подтянула ногу вверх и ухитрилась лягнуть Оликею в живот, обувь тоже показала себя несомненным преимуществом.