Магия обреченных - [13]

Но здравый смысл сопротивлялся столь вопиющему обману. Сгорны не охотятся по осени. Они вообще не любят убивать живых тварей без крайней необходимости, поскольку верят в неразрывную связь между миром людей и миром животных. Хищник, терзая свою добычу, поглощает не только плоть, но и душу жертвы. Человек, питаясь мясом, рискует впустить в свое сердце алчную, властную душу, которая начнет бороться за господство над телом с его собственной душой, а это чревато безумием. Если уж потреблять мясо в пищу, то как можно реже и желательно благородных животных. Не бабуров. Конечно, весной, когда кончаются привезенные с Ярмарки припасы, а сами бабуры, отощавшие после зимней спячки, вылезают из пещер и начиняют слоняться в опасной близости от человеческого жилья, сгорны, бывает, выходят на охоту. Но осенью – никогда.

А значит, сородичей выгнала из дома другая нужда. Гулко забившееся сердце подсказывало Хайне, что нужда эта как-то связана с ней. Но это невозможно! Весь ее жизненный опыт говорил: так не бывает! Дети для сгорнов не ценнее, чем домашняя скотина. Да, когда они вырастают, их можно сбыть нагорнам, но сначала-то нужно вырастить. Много лет кормить, поить, одевать без какой-либо отдачи. И еще неизвестно, окупятся ли в конце концов затраты. Если ребенок слабенький – а слабые дети у сгорнов не редкость, – он просто не доживет до продажи. Если крепкий, но не особенно одаренный, много за него не дадут. Конечно, если в роду появляется дитя с редким и сильным Даром, о нем заботятся неплохо. Дают мощный оберег, кормят посытнее, одевают потеплее, зимой определяют местечко поближе к очагу. Если везунчик захворает, сам лорд не погнушается заняться целительством; если заплутает в горах, тот же лорд хватается за айкасы. Но это только если ребенок исключительно одарен. Во всех остальных случаях никто и не пошевелится ради какого-то малолетка. Заблудился ли ребенок, упал, расшибся, укушен ядовитым гадом, сломал ногу, захворал, окоченел – пускай справляется сам. Захочет выжить – выживет, а не выживет, так невелика потеря.

Невозможно представить, что должно случиться, чтобы сгорны отправили партию взрослых мужчин на поиски совершенно бездарной и больной восьмилетней девочки. Ведь ни ее жизнь, ни ее смерть не принесет никому ни малейшей пользы. Так, может, они все-таки пришли не за ней?

Но вот один из «охотников» поднял руку и указал на скалу, под которой укрылась девочка. Тут у Хайны окончательно помутился рассудок, и, вместо того чтобы заползти поглубже в щель, она вскочила и полезла по тропе к вершине. Постоянное недоедание и ночные холода совсем истощили ее силы, и порожденная страхом вспышка активности быстро угасла. Хайна отчаянно карабкалась, но ее движения все замедлялись и замедлялись. Точно в кошмарном сне.

Потом в глазах у нее потемнело, ноги подогнулись, и Хайна потеряла сознание.

А когда очнулась, решила, что сон продолжается. Теперь уже не кошмарный, но очень-очень странный.

Ее несли на руках. Не волокли, не пинали, словно куль, а именно несли. И не кто-нибудь, а сам Хосын, наследник лорда Хедрига. И не как-нибудь, а очень бережно, стараясь, чтобы голова лежала удобно и рука не болталась как придется, грозя вывихом. А еще Хайну закутали в плащ. Или в шкуру – Хайна не поняла, потому что боялась открыть глаза. Только подглядела разок в щелочку из-под ресниц, увидела лицо Хосына и быстренько зажмурилась. Раз сон перестал быть страшным, пускай длится подольше. Неизвестно ведь, что будет, когда проснешься. Вернее, известно, что ничего хорошего не будет.

И сон послушно длился.

Сначала Хайну долго несли вниз по горной дороге. Глаз она не открывала, но и без того знала: несут к родовому замку лорда Хедрига. Больше просто некуда. До других жилищ пешком не доберешься. И вот что любопытно: скажи Хайне кто-нибудь еще вчера или сегодня утром, что ее скоро доставят в замок, она, наверное, умерла бы от ужаса.

Для других сородичей замок был домом, убежищем, а для Хайны – проклятым местом, где ее постоянно подстерегали опасности, боль и унижение. При жизни Аины девочка еще могла как-то мириться с таким существованием, но, когда единственная защитница и покровительница умерла, у Хайны даже мысли не возникло вернуться под родной кров. Смерть ее поджидала в любом случае, но лучше уж погибнуть самостоятельно, от голода, холода или смертельного укуса, чем по злой воле хозяина.

Теперь же Хайна нисколечко хозяина не боялась. Чего бояться, если это сон? Проснуться у пещеры бабуров с резью в голодном брюхе и дрожью в окоченевшем теле она всегда успеет. Куда уютнее дремать, пригревшись под теплой шкурой, качаясь, как в люльке, на сильных руках, и гадать, что тебе привидится еще.

Ритм шагов Хосына и его спутников изменился, их поступь стала ровной, мерной и более уверенной. В ноздри ударил запах хлева. Стало быть, вошли во двор замка. Да, вот и ступени. Резкий и тревожный звук удара медного кольца о железную дверь. Голоса, натужный скрип, теплый смрадный дух густонаселенного и плохо проветренного жилья. Женские возгласы, ахи, шепот. Опять шаги. Ступени вниз, поворот, еще поворот, снова ступени, шорох шкур и глухой стук костяшек пальцев по камню. Гулкий голос Хосына у самого уха.