Магия лжецов - [85]

Хотя в целом она не сильно изменилась. За исключением застывшего в глазах ужаса.

– Я не знаю как, – пролепетала она. И я ей поверила.

– Ладно. Давай просто… попробуем, – предложила я. Она схватила меня за руку, уцепившись так крепко, что хрустнули косточки. – Попробуем сделать так. Представь… – Я порылась в памяти в поисках того, что читала в дневнике, но ничего не нашла. Все было каким-то абстрактным, повторяющимся и направленным на себя. И тут всплыло одно воспоминание: девять лет назад Табита пыталась мне объяснить, каким образом она заставила маргаритку вырасти так быстро. – Представь, что твоя магия – это плавательный бассейн. После этого задержи дыхание. – Глядя на меня, Александрия кивнула и сделала глубокий вдох. Выдоха не последовало. – Хорошо. Теперь… теперь заморозь воду, а потом нырни в нее.

В тот день на заднем дворе наших родителей это объяснение показалось мне совершенно бессмысленным. После слов Табиты я почувствовала такое разочарование и злость, что растоптала маргаритку и убежала в дом. Заперлась в ванной, наполнила раковину водой и целый час смотрела на нее, пытаясь силой воли ее заморозить.

Они и сейчас оставались для меня лишенными смысла, в отличие от Александрии: в чертах ее лица читалась решимость. Взгляд стал расфокусированным – в точности как у Табиты, когда та превратила всю соль из маминой солонки в кварц.

В это мгновение облако-Дилан начало вращаться быстрее. Ноготь и глаз приблизились друг к другу настолько, что я еле сдержалась, чтобы не выкрикнуть: «Только не поцарапайся». Затаив дыхание, я следила за тем, как розовый туман набирает скорость; причем воронка не образовывалась, хотя нижняя часть, казалось, должна была сузиться. В голове эхом прозвучал голос Рахула: «Александрия всегда оказывается в эпицентре урагана. А самим ураганом является Дилан». Тем не менее, снизу облако не сжималось, а, напротив, втягивалось, утолщаясь в некоторых местах. Все это время Александрия, невозмутимая словно кошка, стояла рядом, пока из дымки образовывался плотный шар. На его поверхности выросли горы, которые затем отделились от рыхлой плоти планеты и обнажили свою внутреннюю субстанцию. Я с трудом подавила подступившую к горлу тошноту, когда длинная нить кишок сомкнулась в кольцо Сатурна. Три плоскости темно-пурпурного цвета пролегли словно озера, прежде чем, дрогнув, соединиться в одно бьющееся сердце, зависшее пульсирующей луной. С минуту оно качало просто воздух, а потом забурлившие на поверхности сферы красные и желтоватые частички узким потоком устремились сквозь него, вибрируя вместе с движениями сердца и вырисовывая широкий эллипс.

– Боже мой, – прошептала я.

Следующими из мозгового вещества начали формироваться кости. Часть мозга расположилась позади глаз. Две прозрачные нейронные сети, подобно тонким паутинкам, сплелись в форму двух половинок тела. Длинные волокна мышц принялись соединяться между собой – к несчастью, они напоминали куски свинины, висевшие в витрине мясной лавки. Я даже усомнилась, сможет ли Александрия собрать Дилана целиком или же он рассыплется на части. Вращение замедлилось, и я, пытаясь унять головокружение, наконец-то выдохнула.

Оторвав взгляд от печени Дилана, я посмотрела на его сестру. Девушка обливалась потом: волосы сосульками прилипли к лицу, она то и дело вытирала глаза. Губы побелели.

– Александрия, – шепотом позвала я, не зная, что еще сказать. Стоит ли положить руку ей на плечо или прикосновение все испортит и Дилан останется мертв. Не сводя глаз со своей работы, она покачала головой и с силой закусила губу, отчего под зубами проступили капли крови.

Я вернулась к Дилану как раз вовремя: кожа, срастаясь, обволакивала каждую часть его тела. На глазах появились веки, которые сейчас были сомкнуты, но в левой половине груди билось сердце. Видеть его в таком состоянии, почти собранном, было почему-то труднее, чем по частям. Две половины тела, кружа со скоростью мобиля над детской кроваткой, медленно стремились друг к другу. Как только они сошлись, шов начал постепенно заживать. Это зрелище было похоже на ускоренное видео распускающегося цветка: сначала на коже образовалась корка, потом шрам, а после – гладкая поверхность, и я бы уже ни за что не догадалась, что когда-то там был разрез.

Из горла Александрии вырвался тихий звук, будто штангист поднял за бампер школьный автобус, и тело Дилана поплыло по воздуху. Затем мягко, как лист, упавший с одного из черных дубов, окружающих территорию школы, оно опустилось на лабораторный стол в другом конце комнаты.

Девушка согнулась пополам, и ее вырвало. Я даже не оглянулась на Александрию, когда бросилась к Дилану, петляя между стульями. Прижала два пальца к его горлу и ощутила сильные, быстрые толчки пульса. С моих губ невольно слетел то ли всхлип, то ли смех.

– Он жив, – произнесла я.

В это мгновение в коридоре кто-то прерывисто вскрикнул. Я подняла глаза и увидела, как Кортни протискивается сквозь толпу учеников, которые собрались снаружи кабинета и заглядывают в окна. Она с воплями вбежала в класс.

– Дилан! Боже мой, Дилан! – Она побежала туда, где стояла я – к неподвижному телу Дилана. Весь пол был усеян слоем мелкой серо-голубой пыли – по всей видимости, останками сгоревшей одежды Дилана. Ее нога скользнула в одну из куч, она споткнулась и растянулась в передней части класса. Раздался отчетливый влажный шлепок, когда ее лицо впечаталось в линолеум.