Магия лжецов - [55]

– А знаешь, что случилось с моими оценками, а? – с нескрываемой злобой спросила я. – Я чуть не завалила предпоследний класс, в то время как ты училась магии. Сдала экзамены только благодаря маминому знакомству с заместителем директора – та знала, что с ней случилось. – Я жестоко рассмеялась. – Возможно, она знала о ней даже больше, чем ты. – Громко шмыгнула носом – у меня потекли сопли из-за слез? Трудно сказать наверняка. Но меня уже было не остановить. – А ты знала, что она спрашивала о тебе? – Табита издала тихий, не совсем похожий на всхлип, звук. – Вот именно, – прошипела я. – Она продолжала спрашивать, где ты, пока ее терзала настолько сильная боль, что она не помнила о твоем отъезде в школу магии. Она спрашивала, а мне приходилось ей лгать. Хочешь знать, что я ей говорила?

Я ждала, каждый мускул в моем теле звенел от напряжения. Когда сестра наконец заговорила, то не сумела выдавить ни звука – ее губы беззвучно задвигались, сложившись в одно слово:

– Что?

– Я говорила, что ты уже в пути, – ответила я.

Как только я сказала это, весь гнев разом вырвался из меня. Я рухнула на стул под грузом тех семнадцати лет, что лежали на моих плечах.

– Я говорила, что ты скоро приедешь, – прошептала я, обращаясь скорее к себе, чем к Табите. – А она все спрашивала, до самого конца. И я продолжала ей врать. Ты сделала меня лгуньей.

Я закрыла глаза, когда взор затуманили горячие крупные слезы. Я слышала, как Табита встала и ушла в ванную. Она закрыла за собой дверь и, к счастью, долго не возвращалась.

Когда она пришла, я уже справилась со слезами и злостью. Я словно выхаркала нечто ядовитое. Сестра выглядела так, будто умыла лицо водой: взгляд ее стал яснее, чем был, когда я пришла домой. Она села напротив, сложила руки на коленях и пристально уставилась на меня.

– Я прекрасно понимаю твои чувства. – Слова она подбирала с осторожностью, точно они – осколки разбитого стекла. – Но ты многого не понимаешь. – Я уже оскалила зубы, намереваясь бросить в нее какую-нибудь гадость, как вдруг она остановила меня взмахом руки. – Пожалуйста, Айви. Позволь мне все объяснить. – В это время она смотрела мне прямо в глаза, и что-то побудило меня выслушать ее. Только позже я задалась вопросом, что же заставило меня принять такое решение: ее взгляд или же нечто другое. Нечто магическое.

– То, что миссис Уэбб проделала с твоим плечом… грандиозная магия. Айви, она лучший маг-целитель во всем мире. Наша мама заболела, когда я была всего лишь ребенком. Я отлично справлялась в школе, но просить меня исцелить ее – сродни тому, чтобы просить первокурсника мединститута провести пересадку сердца. – Она сглотнула, прикрыв глаза. – Я говорю тебе это сейчас, потому что то же самое сказала отцу в ответ на его просьбу. Как только мы впервые узнали о маминой болезни.

Мои пальцы сжались на ручках кресла. Я и не предполагала, что папа просил Табиту исцелить маму – даже не могла этого представить. Как она, семнадцатилетняя девушка, вынуждена говорить ему то, что не захотел мамин врач: «Я ничего не могу сделать».

– Но даже будь я искуснее, – продолжала она, – все равно бы не сумела ей помочь. Это нельзя просто взять и исправить. Существуют риски… они огромны, Айви. При таком способе исцеления, при его масштабах, мне бы пришлось полностью разделить ее тело на части и держать его в таком состоянии… несколько дней. – Очередная слезинка скатилась по ее щеке. Но она, похоже, этого не заметила. – А потом живую собрать обратно, чтобы каждая часть была точно на своем месте. Ты представляешь, насколько это нереально? – Она горько усмехнулась. – Я проучилась половину жизни, чтобы во всем этом разобраться, но даже я не могу предсказать возможные риски.

Я обхватила голову руками.

– Боже мой, Табита. Я и понятия не имела.

– Знаю, – сказала она мягко – гораздо мягче, чем я того заслуживала. – Наверное, это моя вина. Я не рассказала тебе, потому что не знала, как.

Я подняла на нее глаза, однако не смогла вынести отразившейся на ее лице откровенной беззащитности. Поэтому встала и пересела к ней на диван. Собравшись с духом, я взяла ее за руку. Ее пальцы казались невероятно маленькими.

– Можешь рассказать мне сейчас?

Табита снова тяжело сглотнула, на ее глазах выступили новые слезы. А потом она кивнула.

Мы проговорили несколько часов. Из комнаты улетучился весь гнев, а вместе с ним – переполнявший нас страх. Мы говорили обо всем том, о чем не говорили полжизни. О маме и том, каково это – потерять ее. О папе и том, каково это – наблюдать, как он пробирается сквозь глубины своего горя. Каково это – видеть, как он постепенно вылезает из него.

В какой-то миг она опустила голову на мое плечо. До ее отъезда в методическую подготовительную школу Хедли мы сотни раз так сидели: ноги закинуты на кофейный столик, руки переплетены, плечи соприкасаются. Трудно сказать, когда ее голос начал слабеть, но в определенный момент она перестала мне отвечать. Я посмотрела на нее и увидела, что ее глаза закрыты. Пока я рассказывала, как однажды летом папа пытался заняться садоводством (что закончилось полным провалом), она уснула.