Магия Голоса - [44]

Он наклонился и заскользил по моему телу, теперь уже языком, обсасывая меня мокрым ртом, иногда больно кусая и продолжая что-то бормотать.

Я морщилась от брезгливого отвращения, но призывала себя не паниковать. Надо не обращать ни на что внимания, времени мало. Быстро думаю, что делать? С трудом заставив себя полностью отключиться от всех ощущений, задавив чувство брезгливости и омерзения, я стала прикидывать свои возможности.

Отпугнуть Голосом могу, но я уже знаю, чем это кончается. Он либо снова зажмет мне рот, либо когда резерв иссякнет, эта подлая тварь не постесняется воспользоваться моим бессознательным состоянием.

И все же я могу послать Зов, пока он этого не ожидает. Но кому? Если всем парням вместе, возможно не докричусь, здесь мало магии в эфире, и у меня резерв после концерта наполовину пуст. Если они всё-таки услышат меня и найдут, наверняка, завалят этого Вождя. Но потом, его воины отомстят и убьют их, так что это не выход.

Наверное, надо звать одного Горуса, тогда и Зов будет непреодолимо сильный, и он лучше знает, как правильно поступить в данной ситуации. Правда, здесь считается, кто сильней тот и прав. У меня нет уверенности, что Горус посчитает Вождя, сумевшего меня выкрасть, негодяем заслуживающим наказания. Но вряд ли Горус захочет терять меня, все ж я ему нравлюсь, да и в качестве источника дополнительного дохода нужна, он-то, хотя бы, не собирается запирать меня в клетке. Значит, скорее всего, Горус спасет меня от этого Вождя. Если успеет.

Все ментальные маги, умеющие посылать Зов, делают это мысленно, ярко представляя себе объект зова и направляя к нему, как бы самонаводящийся, поток преобразованной магической Силы. Но мне и эта магия доступна только через Голос, так что придётся кричать, и чем громче, тем лучше.

Приняв решение, я громко закричала, вложив в Голос почти всю оставшуюся Силу:

— Го-о-о-о-ру-у-у-ус!!!

Во время крика я звала Горуса на помощь, представляя его перед глазами — большого, сильного, красивого, не по-орочьи сдержанного, любознательного, умного, способного на компромисс, так по-доброму отнесшегося ко мне и к парням, ни разу не позволившего себе ничего подобного тому, что сейчас вытворяет этот Вождь.

А Вождь, оглушённый моим криком, отпрянул от меня и на некоторое время застыл неподвижно. Он спохватился лишь, когда я уже закончила свой Зов и, размахнувшись, ударил меня по лицу так, что в глазах потемнело. Боль в ухе, щеке и губах вспыхнула как огонь, и горячая кровь из разбитой губы ручейком потекла по подбородку и щеке.

— Ах ты, глупая самка! — зло закричал он. — Я с тобой по-хорошему, а ты орать вздумала! Или ты простых слов не понимаешь?! Я что же, напрасно тебе все так подробно объяснял? Мы далеко! Никто тебя не услышит!

Теперь, надо тянуть время, и я жалобно сказала ослабевшим голосом:

— Я испугалась.

— Чего? — с недоумением спросил он.

— Тебя, — тихо ответила я.

— Что же во мне такого страшного? Чем я мог тебя напугать? Может, тебе, глупышке, кажется, что я некрасивый из-за того, что у меня обрезано ухо? — снисходительно спросил он.

— Внешне ты не страшный, но ведёшь себя так, что я не понимаю тебя.

— Эх, все вы, женщины, глупы до невозможности! Что непонятно-то? Объясняю в последний раз. Ты мне понравилась. Я хочу тебя. Теперь, ты, всегда, будешь только моей. Ты должна этому радоваться, а не пугаться, — с раздражением ответил он.

— Но зачем меня прятать от всего мира? — оттягивая время, в надежде на помощь, продолжила я задавать вопросы. И, в то же время, психологически готовясь к насилию, если помощь не придет. Главное остаться в живых и найти способ вернуться домой, где меня ждут. Дома я буду заниматься любимым делом, жить рядом с близкими, отношение которых ко мне не изменится, чтобы сейчас со мной не произошло. А сама я, отмоюсь как следует, и запрещу себе хоть когда-нибудь вспоминать обо всем этом.

— Р-р-р! Я же сказал — будешь только моей, а не всего мира! — теряя терпение, злобно зарычал он. — Хватит болтать! Заткнись! Сейчас покажу тебе, что такое могучий, неодолимый орк! Вождь! И как должна вести себя женщина! К утру будешь рада, молча выполнять все мои прихоти, — и он начал раздеваться.

Быстро скинув жилет, сапоги и, сменив удерживающий меня хвост на свободную руку, другой снял с себя килт. Оставшись голым, он лёг на бок, тесно прижавшись ко мне возбужденным пахом, шаря руками по моему телу.

— Ты хоть бы меня развязал, что ж я, как бревно лежу, — попросила я, стараясь чтобы всеми силами удерживаемый страх не вырвался из-под контроля и не вспыхнул панической атакой, отключающей здравый смысл. И быть мне тогда не только изнасилованной, но и битой.

— Ничего, полежи. Твои руки мне пока не нужны. Главное, молчи и не отвлекай меня глупыми разговорами. Тогда и я не буду ни отвлекаться, ни спешить, и тебе все понравиться, моя сладкая самочка. Чувствую, ты еще не знаешь какие мы орки сильные и неутомимые мужчины. А когда узнаешь, сама не дашь мне килт надевать, — самоуверенно усмехнулся он, положив свою широкую, тяжелую, грубую ладонь мне на грудь и больно сдавив её.

Преодолевая боль, омерзение и подступающее отчаяние, я, не собираясь его слушаться и молчать. Провокационно спросила, с деланным удивлением в голосе: