Магистральный канал - [35]

Было еще довольно рано. Седым горьковатым туманом отдавали глухие гнилые заводи. Лениво ползли над водой его влажные клочья, цепляясь за ярко-желтые колючки телореза, колыхались легкой пеленой над болотом. В одном месте лодку, которой правил Петька Гопанец, понесло в узкую заводь.

Вожатый вскочил и уперся веслом в берег. И ребята с ужасом увидели, что не лодка отошла от берега, а заколыхался и стал отползать берег от лодки. Протока сразу расширилась раза в два. Из черной взбаламученной глубины стали вылетать и с шумом лопаться на поверхности тысячи пузырей.

Все здесь плавало на воде, было чрезмерно насыщено болотной ржавчиной. Леньке никак не верилось, что найдутся сила и разум, способные спустить из этой страшно огромной и, казалось, бездонной чаши сотни тысяч, если не миллионы, тонн воды. Не верилось, что, как сказал колхозникам Степка Кардыман, на этом болоте можно будет не только ходить из края в край, но и собирать богатые урожаи хлеба.

Километра два лодки плыли меж густых зарослей лозняка. С кряканьем и шумом взлетали утки, пронзительно кричали встревоженными голосами пигалицы. Что-то тяжелое время от времени бултыхалось в воду на озерках. Река все еще заворачивала в левую сторону. Она лениво текла в низких, почти ровных с водою берегах. Порой можно было увидеть на дне огромные черные тени затопленных колод, фантастически кривые, окутанные текучей тиной лапы коряг.

Вдруг Петька Гопанец сразу утратил свой важный вид и совсем по-детски пронзительно запищал:

— Смотрите! Смотрите! Что за зверь?

Только один Ленька успел разглядеть плоскую головку, пытливые настороженные глаза, коричневую шерсть на вытянутом упругом теле зверя, который кинулся из-за куста в реку. Все остальные увидели, как что-то промелькнуло поперёк реки, вздымая над собой высокий гребень воды.

— Это выдра! — возбужденно крикнул Генька. — Нам дед Брыль рассказывал про них.

— А что я вам сказал? — придя наконец в себя, снова заговорил басом Петька Гопанец. — Ясное дело, это выдра.

— Сколько до пущи осталось? — спросил Ленька у учителя.

— Через час доберемся. Мы все еще топчемся на месте. Разве вы не заметили, как петляет речка? Скоро мы выберемся на чистое место, на луг, и тогда вы снова увидите Степана Никаноровича и его подручных.

Вскоре река повернула в правую сторону и, казалось, снова пошла назад. Чем дальше, тем больше редели кусты, и вдруг за одним из них ребята совсем близко увидели шляпу Кардымана, потом белую фуражку Захара Петровича.

— Куда, студенты, отправились? — весело крикнул председатель. — Вылезайте на берег, отдохните с нами.

— Где уж им отдыхать! — усмехнулся Кардыман. — Они же должны догнать тех разбойников, что завезли в пущу деда Брыля. Ну вот и все, Захар Петрович, — обратился он к председателю. — Можно складывать инструмент. Трасса готова… Рабочая сила прибыла, будем начинать канал…

— Эта рабочая сила только около мисок умеет воевать, — подхватил шутку Иван Сорока. — Или трубу новую с чердака стащить…

Ребята выскочили на берег и огляделись. И тут многим стало ясно без объяснений Кардымана, что он задумал сделать. От песчаной косы и дальше, почти к самой пуще, ровной линией устремились длинные тонкие колышки. Ребятам стало понятно, что инженер Кардыман решил выпрямить кривое русло, чтобы сократить дорогу воде, заставить ее бурные потоки уйти прочь из болота.

Сев на поле был уже закончен. Можно браться за осушку, но Кардымана и Захара Петровича беспокоило другое. Об этом они теперь и вели между собою негромкую беседу.

Дело в том, что нужно было без промедления понизить уровень воды в речке, чтобы можно было копать магистральный канал. Но это теперь зависело не от Захара Петровича, не от Степана Никаноровича Кардымана. Все зависело от этих толстопузых бобров, с которыми экспедиция Академии наук уже целую неделю возилась где-то в пуще. Один из представителей этих земноводных тварей в последнюю, решающую минуту одурачил старого колхозного сторожа и, выбравшись из хитро расставленной западни, бултыхнулся в реку и исчез в ее темных, казалось, бездонных глубинах.

— Дед Брыль говорит, что это был самый главный их атаман, — закончил свой рассказ Степан Никанорович. — Шерман чуть волосы на себе не рвал от досады. Ведь из-под самого носа улизнула такая добыча.

Захар Петрович, однако, не улыбнулся, услышав о неудаче сторожа. Голова у него была занята своими заботами. Хмуро поглядывая на затянутую голубой дымкой пущу, председатель жестко сказал:

— Мы не станем дожидаться, покуда они выловят всех бобров. Для науки это, может быть, и нужно, но у нас, у практиков, свои интересы. Я предлагаю, Степан Никанорович, взорвать бобровую плотину сегодня же. За ночь может много сойти воды. Как ты, Иван, смотришь на это? Ты ведь опытный землекоп? Наверно, весь марьинский массив обошел с лопатой, покуда был единоличником.

Иван Сорока энергично махнул рукой.

— Известно, Захар Петрович. Бобры — это что? Может, для науки они и имеют большое значение, только нам от ихней плотины — чистая беда. Посмотрел я вчера, когда аммонал и того, что по взрывной части, хлопца привез в пущу. Навалили чертовы зверюги деревьев, коряг натаскали, камней. Щели и дырки илом позамазывали. Чуть ли не целый Днепрогэс возвели. Ну, не ошибусь, ежели скажу, что эта плотина метра четыре будет в ширину. А длиной, так как вам сказать… — Сорока посмотрел вправо, потом влево и кивнул головой вдоль реки: — А длиной, чтоб не соврать, вон почти до того куста будет. Правильно я говорю, Захар Петрович? Вы ведь тоже осматривали звериную стройку.