Магистральный канал - [33]

Мечик быстро обернулся.

Никого нигде не было.

Он нагнулся и поднял завернутый в чистую бумагу и перевязанный черной ниткой комок. Когда он развернул его, из бумаги выпал небольшой камень. Сама бумажка оказалась исписанной частыми неровными буквами:

«Слушай ты, сушеная жаба!

Скоро должна приехать милиция. Ты признаешься, что курил на чердаке, забыл потушить спичку, вот сено и загорелось. Тебя по малолетству твоему не посадят и не засудят. Посмеются только, покричат только на тебя. Ты еще скажешь, что, увидев огонь, к тебе на чердак прибежал Демьян Чижик. И что он потушил пожар. А коли ты на сегодняшний день другое скажешь, так друзья Демы Чижика подкараулят тебя и свернут тебе шею. Скажи — я, мол, виноват, да и все!

Так помни это!!!

Записку не вздумай прятать в карман. Не вздумай кому-нибудь показывать. Ты читаешь ее теперь, а я в это время слежу за каждым твоим движением. Как только окончишь читать и оглянешься, ты услышишь свист. Знай, что это я свищу, друг товарища Чижика.

Записку эту ты съешь!

А я буду глядеть, как ты будешь есть.

Если же ты начнешь вопить, я свистну другим свистом — зарядом.

Так помни это!!!

Твоя смерть».

Руки у Мечика затряслись, затряслись колени. В это время за огородом, в вишневой заросли послышался резкий свист. Не помня себя, Мечик смял бумажку и сунул в рот. Долго жевал и проглотил ее вместе со слезами страшной обиды и отчаяния…

… Дорогой папа! Где ты теперь, что делаешь? Знаешь ли, как обидели твоего сына? Какие несчастья одно за другим сваливаются на его голову. Только ты один мог бы за него заступиться, только ты один не побоялся бы этого пройдохи Чижика. И только тебе, если б ты был дома, признался бы я, рассказал бы про это грозное предупреждение…

Если раньше Мечик гордился тем, что его отец прошел всю Западную Белоруссию, освобождая родную землю и родной народ от угнетателей-панов, а после того бросался в яростные атаки на финские доты, то теперь он очень завидовал тем своим товарищам, отцы которых остались дома. Никогда не был Мечик таким тихим и задумчивым, как в этот день. Если раньше он влетал в хату с грохотом и шумом, часто опрокидывая возле печи ведра с водой, то теперь он входил или выходил из хаты тихо и неслышно, словно тень.

Около полудня Мечик почувствовал новую боль. У него вдруг стало саднить около уха, что-то раза два кольнуло в носу. Снимая со стены зеркало, почувствовал боль и на ладонях. Какой-то чужой, незнакомый веселому Мечику хлопец смотрел из зеркала. Брови у этого незнакомого хлопца обожжены, на правой щеке красовались сине-багровые пятна. Мечик посмотрел на свои руки и увидел на них такую же болезненную, с мелкими капельками пота, красноту.

Только теперь стал жечь его холодный, как ему тогда казалось, ночной огонь…

Следователь приехал в Зеленый Берег под вечер. Мечик уже издалека увидел через окно форменную милицейскую фуражку, узенький ремешок через плечо, на котором висела кобура. Вместе со следователем шли Захар Петрович и Павлик Дераш. Они не завернули к ним во двор, а направились к коровнику. Там влезли на чердак и исчезли в черном проеме дверей.

Мечик напряженно следил за коровником. Вот-вот они выйдут оттуда и начнут его допрашивать. Потом следователь скажет, чтобы Захар Петрович подготовил подводу. Повезут Мечика в район и будут судить…

Слишком дорого обошлось колхозникам это новое строительство, чтобы они могли простить даже небрежность, а не то что злой умысел. Мечик уже видел грозного судью, суровых соседей-свидетелей. Придут на суд плотники и скажут в большой обиде и ненависти к нему, Мечику, что, когда они строили коровник — трудно было доставать гвозди и люди собирали колючую проволоку, разгибали клещами ржавые шипы и рубили из этой проволоки гвозди. Трудно тогда было достать железо, стекло. Но они доставали и за деньги, по плану, и за мед, и за налитые солнечным теплом помидоры.

Придут на суд уважаемые колхозные пастухи, прибегут беспокойные доярки. И все они начнут кричать, что этот тихий с виду хлопец Мечик — такой душегуб, что его безо всяких там разных формальностей надо засадить за решетку, чтобы другим неповадно было. Чтобы у них, у доярок, было спокойно на душе, что в другой раз такой случай не повторится. И еще они закричат (обращаясь уже к Мечику, а не к судье):

«За одну ночь хотел уничтожить сто таких коров, — чтоб на тебе шкура горела! А вот попробовал бы за одну ночь их вырастить! Дьяволенок ты, а не человек! Душегуб ты, душегуб!»

Даже кузнец Устин придет на суд:

«Что-о? Вы еще возитесь с ним? Да это ведь первейшего профиля злодей…»

И нельзя будет Мечику крикнуть в свое оправдание, что загорелось на чердаке не по его вине, что все это натворил ненавистный ему и всем колхозникам Демка Чижик. Но если он так крикнет, то Чижик или, что еще хуже, неизвестные друзья его убьют Мечика… Нельзя будет Мечику и носа показать на улицу. Всюду станут его подстерегать. Страшная, таинственная, грозная «Твоя смерть» сделает свое дело… Выскочив во двор, Мечик беспокойно следил за каждым шагом следователя. После осмотра коровника следователь почему-то направился в кооператив. Через час он прошел мимо их огорода и снова встретился с Павлом и Захаром Петровичем. Потом Захар Петрович указал рукой на хату Мечика.