Магический кристалл - [22]

Его же делала великим только тень на отвесной стене, да и та размывалась и гасла вместе с остывающим солнцем.

Надо было, потребовать показать раба, но император с замиранием сердца вдруг понял, что не готов в сей же час увидеть существо, которое в один миг опрокинуло зачерствевшее, даже окаменевшее сознание комита Антония.

— Ты продаешь мрамор? — стараясь оттянуть встречу с рабом, спросил Юлий.

— Я заготавливаю его впрок, — со вздохом разочарования объяснил Минор. — Сейчас очень мало покупают мрамора. Разве что для надгробий…

— И много заготовил? — зачем-то спросил император, хотя сам видел склад мраморных глыб, спущенных с гор и уложенных вдоль дороги еще в начале подъема, где стояли камнерезные мастерские.

— Достаточно, чтобы выстроить несколько дворцов и новый колизей, — уже хвастливо сообщил грек. — Но если распилить на плиты, можно заново облицевать весь Ромей.

Тут на помощь императору пришел консул.

— И что, весь этот мрамор добыл и вынес один раб? — спросил он, как бы возвращая разговор к исходной точке.

— Нет, господин, у меня более тридцати рабов, — отчего-то вздохнул Минор. — Они вырубают и выпиливают глыбы, а Космомысл скалывает их и выносит к рудоспуску. Но лучше бы он был один…

— Как ты назвал его? — внезапно спросила Авездра голосом столь гулким, что в горах откликнулось эхо.

— Космомысл…

— Кто ему дал имя?

Грек завертел головой, не зная кому отвечать — женщине, императору или громогласному эху.

— Я не помню, — сказал он в пространство. — Так называли его мой дед и прадед…

— Что означает это имя?

— Не знаю, госпожа. — Минор сделал попытку приблизиться к верблюдам и будто наткнулся на сильный порыв ветра. — У варваров трудные имена…

Император взглянул на консула, ожидая от него пояснений, но тот смущенно замолчал.

— Покажи мне Космомысла! — велела Авездра.

Хозяин подбежал к краю каменоломни, склонился и крикнул кому-то невидимому:

— Выведите большого раба!

Неведомо отчего вдруг встревожились верблюды, словно почуяв поблизости волчью стаю; на их волнение тут же откликнулись лошади, фыркая и прядая ушами. Густо и разом, будто вспугнутые гуси, гоготнули погонщики, усмиряя верблюдов, конь попятился назад, и Юлий жестко натянул повод, останавливая нервный пляс. И увидел, как его низкорослый альпийский жеребец взмокрел, а из разинутой, искривленной удилами пасти обильно потекла жидкая слюна.

Это неожиданное волнение животных отозвалось сильной щемящей болью в позвоночнике, не раз претерпевшем удары от падений с лошади. Император чуть пригнулся вперед, отыскивая удобное положение, и увидел, что Авездра выскользнула из седла и не мягкой поступью львицы, как обычно, а мелким, семенящим шагом направилась к первому уступу гигантской лестницы.

И в тот же миг до ушей долетел странный, шелестящий звук, поднимающийся из каменоломни, но вскинутая голова коня мешала заглянуть вниз, подогнать же его к краю карьера никак не удавалось, ибо жеребец, охваченный мелкой дрожью, вышел из повиновения.

Преодолевая боль в спине, Юлий спешился и глянул в темный провал, огороженный лишь невысоким парапетом. И в первый миг отшатнулся, ибо показалось, что вздрогнула и качнулась противоположная отвесная стена, испещренная тенями. Потом он почувствовал незримое движение и мгновением позже заметил призрачное свечение, словно на дне котлована махали факелом.

И от этого зыбились стены!

Атланта он увидел внезапно, уже на ступенях циклопической лестницы. Тот мертвец из мавзолея, превращенный в мумию, выгядел длинным худосочным подростком по сравнению с живым; руки и ноги атланта волочили за собой четыре морских цепи, которыми перекрывали устье Тибра, но казалось, они ничуть не мешают ему. Он легко шагал по уступам вдоль стен глубокой каменоломни и, поднимаясь вверх, будто разрастался еще больше. На нем была лишь набедренная повязка, да на левом плече болталась берета — кожаная подстилка носильщиков камней из целой воловьей шкуры.

Император непроизвольно стал отступать, ибо одним взором уже трудно было охватить атланта целиком. То ли от резких шагов, то ли от неудобного, непривычного движения назад боль в позвоночнике перелилась к пояснице и, словно кипяток, потекла к ногам, из щемящей превращаясь в сладострастную.

И тут он заметил, как попятились Авездра вместе со своими слугами и погонщиками, а верблюды легли без всякой команды и вытянув шеи замерли.

Только Минор остался на своем месте, поджидая, когда раб покажется над устьем каменоломни.

Атлант вышел из полумрака в тот миг, когда потонувшее в море солнце бросало последние багровые лучи на склоны гор, но лицо его отчего-то осветилось ярко, словно в полдень. Юлий узрел, что он и в самом деле очень молод — возраст юниора, не достигшего двадцати лет, что подчеркивала еще не окрепшая, не знавшая бритья курчавая светлая бородка, обрамляющая щеки.

В голубых варварских глазах отражался закат…

Длина цепей позволяла ему приблизиться лишь к началу рудоспуска, так что он выступил из каменоломни только по пояс и встал на лестнице, не замечая ни хозяина, ни гостей и глядя куда-то мимо них, в морскую даль.

А сладострастный кипяток боли вдруг начал бурно испаряться, вырываясь наружу леденящим, не раз испытанным ужасом близкой смерти. И Юлий преодолел бы его лишь силой разума, ибо обладал тем воинским духом, который в минуты крайней опасности возбуждает дерзость и отвагу. Но это цепенящее чувство сейчас исходило не из его сути; солнце, обычно быстро погружавшееся в море, будто остановилось, и лучистый его гребешок продолжал сиять над водой, зеркально отражаясь на отвесной стене.