Магические числа - [3]

Поднявшись, Дод разогрел на электроплитке в предбаннике яичницу, достал чеснок и стоя поел.

Ночь сгущалась, плотнела за окном. Школьные фонари разрезали ее ткань почти осязаемой на ощупь световой застывшей материей. Было тихо, как перед смертью.

И вдруг погасло электричество. Во всей школе. Разом. Будто просто вытекло и кончилось. И, ничем не мешаемый, лунный свет постепенно обрел силу и разлился, материализовался в вытесняющем его до этого мире.

Значит, подготовка сегодня не выгорела - что ж. Дод зашел в комнату с целью улечься спать, глянул на залитую мертвым светом обстановку и замер.

Пифагор погружался в лаву неотразимо и жутко, это было уже привычно, но - он развернулся, вот что. Он был теперь лицом к комнате. Возможно ли такое? Дод протер глаза, глянул еще раз. Неужели он плохо рассмотрел до этого картину? Да нет, вряд ли. Аналитический ум его привычно заработал, и Дод облегченно вздохнул. Ну, конечно, все дело в освещении, вернее, даже в повороте освещения. Упавший сбоку лунный свет позволил по-иному взглянуть на линии рисунка, расставив их по-своему, и Дод увидел, что то, что он раньше принимал за сморщенную кожу затылка с клубком посеченных от жара волос, оказалось гримасой боли очень старого человека.

Он лег, как обычно, не раздеваясь, подоткнув себя с двух сторон пледом, и кто-то очень явственно сказал при этом откуда-то сбоку: "Надоело". Дод повернул голову и увидел, как изображение Достоевского слегка колыхнулось, изменилось, и классик упрямо повторил:

- Да-с, надоело. Черт вас возьми.

- Что надоело? - ответили ему с противоположной стены, где тоже наметилось какое-то движение внутри сразу нескольких картин.

- Второй час ночи, а игра еще не сделана, господа, - укоризненно покачал тяжелой головой Достоевский.

- Были помехи, - пояснил ему Дарвин. - Электроимпульсы, всплески чуждой энергии, нейронных спонтанных образований.

- Ну-с, и что?

- Это было тяжело, но я наконец выловил в них то, что хотел. Код выхода. Что вы на это скажете?

- Скажу, что это гнусно. И еще банально. Вы уже никогда не станете тем, кем были в свое время, предупреждаю. А тогда зачем городить?

- Ошибаетесь, милейший, ошибаетесь. Я два года копил информацию, прочесывая мысли, сны и биотоки этого ублюдка - и за это такая серая неблагодарность?

- А я, видите ли, дальтоник.

- Да, повисишь тут годы... И все же мы должны благодарить этого зануду за то, что он смог подобрать такой угол и расположение нашего подвеса, возможно, не ведая о том, что нам наконец удалось создать замкнутое саморазвивающееся интеллектуальное поле. Образ каждого внес в него свою лепту. Образ, подкрепленный представлением простого учителя и в то же время, возможно, создателя новой цивилизации, или даже новой формы жизни. Жизни в виде информационного поля. Оно создано, дело теперь за эволюцией.

- И каким же вы представляете прогресс?

- Во всепроникновении. Поначалу. Космический интеллект мироздания - как он вам?

- Глупо, - Достоевский зевнул и скосил глаза вниз. - Давайте лучше начнем кон.

- Боже, вы все еще не можете расстаться с прежним образом. Поймите же, вас нет, вы другой, вы - фантом, обладающий мощным интеллектуальным зарядом. И давайте по серьезному.

- А что это вы нападаете на всех? - отозвался из угла фантом Гоголя. Мертвая ваша душа.

- Если бы не ваш последний всплеск высочайшего интеллекта, принятый всеми за сумасшествие, - вас бы тут не было, учтите. Я придумал и, значит, распоряжаюсь эволюцией сам.

- Как вы думаете, еще можно что-то выкачать из материнского субъекта? заколыхался во тьме образ Ницше.

- Он будет нашим связником, проводником и аккумулятором энергопитания. По крайней мере первое время.

- А потом?

- Потом посмотрим. Возможно, мы его аннигилируем. А может, включим в нашу систему, если не будет мешать. - Нужен он нам.

- Не помешает. Пока не задействован, не подключен к кругообороту циркулирующих зарядов весь накопленный интеллектуалофонд, нельзя гнушаться ничем. Малое поле весьма чувствительно к разным флуктуациям. Его легко разрушить.

- Разрушить наши образы. У кого рука поднимется на это?

- Сейчас на все поднимается рука, - осадил Ницше Шекспир. - Век саморазрушительного сладострастия.

- Да, да, сладострастия, - зашептал Достоевский, сдвигаясь к раме. Сладострастие убийств. Почему бы не сыграть в него? Всем. Чувствуете, как в воздухе пахнет убийством?

- Кинжал отравленный уж ждет вонзиться в плоть, - подтвердил предположение Шекспир.

- Не переигрывайте, друзья, - сдвинул брови Лейбниц. - Трансцендентный мир чувств и ощущений нам недоступен. Понятия - материальные носители наших зарядов. Интеллекты - вот что нам нужно. Разрушать и выуживать их не так сложно, сложно найти. Я предлагаю сохранить целостность Субъекта для миссии искателя.

- Фу, какие они все сегодня скучные, - возмутился Достоевский Гоголю. Давай разыграем этот мир на пару с тобой.

- Бросьте, вы срываете весь эксперимент по поглощению. А сейчас очень подходящий случай. Поле нашего интеллекта выходит за сферу комнаты и, главное, оно становится почти независимым от Субъекта. Еще немного усилия, и стадия созревания кончится. И Субъект станет нашим первым пробным шаром.