Магадан — с купюрами и без - [32]
Большой объем выпитого «жидкого хлеба» сделал на другой день наши пожелтевшие физиономии столь похожими, словно мы близнецы. Возникла надобность разместить на лицах опознавательные знаки в виде бороды и усов.
Тушенку «второй фронт» я так и не попробовал: поздно родился, а вот китайскую тушенку «Великая стена» с детства полюбил с картофельным пюре. Болгарские помидоры в собственном соку были второй любовью интернационалиста.
Как ни крути, как ни верти, есть о чем поразмыслить, чтобы не стать ксенофобом. Ты поглощаешь хлеб-соль иноплеменника, пища бродит в лабиринте кишок, инфильтруется в кровь и плоть, в мозг и мысли, заставляя поступиться исконным. Теперь уже не секрет, что приверженцы американского быстропитания постепенно теряют духовную тонкость, взамен приобретая до пяти центнеров живого веса, тяжесть в желудке и в мыслях. Живут очень полной жизнью. А военные профессора сделали секретный вывод о том, что традиционный рацион русского солдата позволяет ему сносить такие тяготы, которые оказывались не по силам военнослужащим других армий. Но реформы идут, того и гляди, переведут наши Вооруженные силы на сникерсы. Невозможно не думать об этом, поедая шаурму.
Живая картина детства: вся моя страна донашивает фронтовую одежду, отец же, истрепав брюки галифе и китель, никак не перестроится. Название ткани — то ли габардин, то ли диагональ. Получил за хорошую работу от руководства подарок — отрез на костюм, заказал доктору математики Абраму Исумуровичу сшить точно такие же, как были, брюки и китель, только на один размер свободнее. Математиков в университетах готовили с избытком, их брали в артиллерию. А вечерами они для приработка шили.
Когда на уроках геометрии мы дошли до «пифагоровых штанов» и диагонали прямоугольника, я не смог отделаться от впечатления, что великий математик древности Пифагор, в честь которого названо число пи-пи, неведомым образом передал потомкам секрет изготовления диагоналевых брюк. Думается, он был хорошим портным и сапожником, пил виноградное вино, разбавляя ключевой водой.
Батя продолжал носить галифе и китель, резонно полагая: мол, если снова война, не придется переодеваться, погоны цепляй и вперед. Кстати, когда я из курса древней истории узнал легенду о Давиде и Голиафе, не смог отделаться от ощущения, что Голиаф и Галифе — если не однокоренные, то родственные слова. Как печень и печенег.
Нечаянно открылось, что брюки галифе словно созданы для того, чтобы идеально маскировать в карманах две бутылки водки, этот факт нашим поколением тоже был с улыбкой оценен, но как бы со стороны: водку мы не пили, а покупали плодово-ягодное вино «Агдам», именуя его «Адам и Ева», оно выходило из организма верхом с минимальным вредом здоровью, избавляя от застенчивости.
На уроке истории речь зашла о треуголке Наполеона, а ведь этот головной убор можно использовать для вычисления площади треугольника.
Вместе с выдающимся двоечником Пашкой Кривоносовым я напялил брючки-дудочки, построенные его сестрой, в них не только не спрячешь бутылку, но и некоторые подробности строения собственного тела, и принялся играть на саксофоне идеологически чуждый джаз.
Победа в великой войне, завоеванная старшим поколением, позволяла в условиях смерти вождя многим из нас оставаться штатскими в душе и откосить от армии, как бы стать духовными вегетарьянцами.
А ведь даже полувоенная одежда наполовину дисциплинирует и тело, и душу — не меньше чем еда. Одно из другого вытекает, как Ангара из Байкала. Жена купила сшитую по конверсии тельняшку — теплая, к телу прилегает. И ты хорошо заметен на фоне белой простыни. В нашем-то северном климате, на берегу Охотского моря — вещь особой потребительской стоимости. Одну износил, вторую, и вдруг уверовал, что когда-то, в другой жизни служил во флоте, даже на подводной лодке, особенно когда приходил с внуком на берег моря, к месту базирования плавбазы «Магаданский комсомолец», повспоминать мичмана Сашу, послушать крики чаек и построить домик из соленого песка. По возвращении мы уминали за обе щеки макароны по-флотски.
Все это неравномерными рывками вспомнилось мне, пока ждали исполнения заказа, разглядывая перенесенные с гор Кавказа интерьеры и костюмы драмтеатра: камни очага, кинжалы и алебарды, ковры с орнаментом и даже бурку в развернутом виде в комплекте с папахой и старинным кремневым ружьем.
Официанты в стилизованной военизированной одежде с кинжалами на поясе ходят, словно лезгинку пританцовывают. Не щадя танца живота своего!
Печурка припахивает ритуальным дымком и копченым сыром. Тихие ритмы бубнов и призывный вой зурны. Настроение у нас приподнято на романтическую высоту, как тонкий канат над горной рекой.
Заказали по две порции. Ждем. Морально готовы заказать добавку.
Петров с сиротского детства, как отца, чтил Ворошилова, а когда повзрослел, стал носить усы сопельками в подражание маршалу, да и теперь не изменил своей привычке, что помогает сохранять невозмутимость. Когда он слышал слово «буддизм», не сомневался, что это о Буденном.
Из своих усов он смотрит будто бы из смотровой щели. Не чеши лысый затылок, если отрастил бороду, береги имидж смолоду. Хотелось нового афоризма, но слишком я зациклен на ожидании шаурмы.
Магаданец узнает земляка на другом конце света. Подойдет и заговорит на особом, только ему понятном языке. Повести и рассказы, входящие в сборник, написаны с пониманием «магаданского характера», северного братства. Они — о городе на берегу студеного моря, чей необыкновенный магнетизм влечет со всех концов страны людей одной группы крови, отличающихся энергией, способностью к нестандартным решениям, жизнелюбием, добродушным юмором и терпением.«Из Магадана с любовью» — третья книга прозаика, 27 лет живущего в северном городе.
Предыдущая книга Владимира Данилушкина «Из Магадана с любовью» была с большим интересом принята читателями. Книга «Дача ложных показаний» явится ещё одним сюрпризом для любителей иронической прозы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.