Маг полуночи - [60]

Почти полчаса Даф искала в стене подходящую трещину, в которую можно было вставить рог, и едва не упустила время. И вот, когда до конца срока оставалось не больше десяти минут, она нашла подходящую трещину, в которую рог Минотавра вошел почти до половины, коснувшись стены той своей частью, где начинались странные узоры.

В то же мгновение рог вспыхнул, и небольшая часть стены озарилась зеленым сиянием, образовав полукруглый лаз, куда едва можно было протиснуться на корточках. Что творится с той, другой стороны, Даф не видела. Депресняк, прижавшийся к ноге Даф, зашипел. Рог ему совсем не нравился. Вообще не нравилось все происходящее.

Опустившись на четвереньки, Даф нерешительно коснулась стены ладонью, ощутила покалывание и осторожно продвинула руку дальше. Некоторое время рука продвигалась, как сквозь растаявшее масло, пока наконец не вышла с противоположной стороны. Даф чувствовала, что пальцы ее зачерпывают пустоту. Лаз продолжал сиять – он становился то ярче, то совсем погасал. Даф испугалась, что может застрять внутри стены, если потеряет время, и вытянула руку обратно. Рука была покрыта коричневатой жижей от растаявшего камня. Даф проверила, оттирается ли жижа. Жижа в принципе оттиралась, но не лучше, чем машинное масло или солидол.

Задвинув себе психологическую установку в духе «Не распускать сопли!», Дафна легла на живот, зажмурилась и, стараясь не дышать, ужом поползла вперед. Расплавленный магией рога камень был противным и липким. Когда Даф коснулась его головой, ее чуть не стошнило от брезгливости, когда она представила, во что превратились ее волосы. Вскоре Даф оказалась снаружи, на ровном каменистом плато, у глухой стены. Требовалось большое воображение, чтобы предположить, что с той стороны, недосягаемо далеко и одновременно близко, раскинулся благоухающий Эдемский сад.

Даф всполошилась, что Депресняк остался там, в саду, но кот уже протискивался сквозь лаз, скользкий, страшный, недовольный, но жутко самоуверенный! О небо!

– Если бы тебя уронили в маргарин, а потом прополоскали в чане со смолой, ты бы выглядел лучше, – сказала ему Даф.

Кот, естественно, пропустил ее слова мимо ушей. Он трепетно относился лишь к тому, что годилось в пищу или с кем можно было подраться.

Даф вытянула мраморный рог, кончик которого выглядывал из стены. Сияние постепенно померкло. Дафна поняла, что покинула Эдем, но не ощутила по этому поводу никакой особенной радости.

«Ну вот и все!» – подумала она и, потрогав пальцами отвердевший камень, телепортировала в мир лопухоидов.

Остаток ночи Даф потратила на то, что отмывалась в океане на острове Св. Елены, используя всю известную ей и подходящую моменту магию. Потом кое-как определилась со сторонами света и, держась над волнами, полетела по направлению к Москве…

* * *

Весеннее утро нашарило очеркиста Сергея Басевича, как всякого мужчину, ведущего излишне здоровый образ жизни, в собственной постели. Поразмыслив немного, Басевич решил сегодня не бегать, тем более что Зозо Буслаева заверила его накануне, что не сможет составить ему компанию в связи с полной прочисткой чакр и уходом в двадцатичетырехчасовую медитацию. По этой же причине она просила ей не звонить.

Беспокоясь о работе желудка, Басевич первым делом мелкими глотками выпил стакан сырой воды. Затем гордость российской очеркистики прошествовал в ванную и прополоскал носоглотку водой с йодом. Для этого он втягивал ее через нос и выпускал через рот. Закончив с полосканиями, Басевич за десять минут выполнил усеченный комплекс утренней зарядки и в конце ежеутренних странствий почтил своим присутствием кухню.

«Эге!» – подумал он, критически изучив содержание холодильника. Вообще-то Басевич был вегетарианцем, но два раза в неделю позволял себе рыбу. Очеркист поставил электрический чайник и, глядя на тарелку с нарезанной селедкой, начал свои ежедневные упражнения ума.

– В длинном блюде, принимая ароматную ванну из растительного масла, обложенная луком, в сопровождении свиты вареных яиц, нежилась атлантическая сельдь, – выпалил он на одном дыхании и задумался.

«Нет, «нежилась» – плохо, – анализировал Басевич. – Лучше будет «раскинулась». «В длинном блюде, плавая в океане растительного масла, трепетно раскинулась атлантическая сельдь…» Нет, «раскинулась» тоже плохо. Разве сельдь может раскинуться? А если так: «Сельдь лежала на блюде, трепеща перед неминуемым концом в геенне желудка»… Эге! А ведь неплохо! Нынче… хе-хе… я в ударе!»

Довольный очеркист уже хотел занести сей выполненный в словесах натюрморт в особую книжечку, заведенную для упражнений ума, но внезапно сильная колика вспучила его яйцевидный животик. Пискнув от боли, очеркист подпрыгнул на стуле. На миг ему почудилось, что у него в кишечнике засел вулкан Этна и извергает лаву.

«Неужели приступ? И какой сильный! Ай-ай-ай!» – испугался Басевич, роняя книжечку и мгновенно забывая об умственной гимнастике.

В робком ожидании нового пробуждения вулкана, Сергей Тарасович замер на стуле, однако мучительные колики, к счастью, прекратились. Вскоре к очеркисту вернулась его обычная самонадеянность, и, атакованный аппетитом, он занес вилку над селедкой, выцеливая кусочек получше.