Мадина - [57]
По тону, каким это было сказано, Иб. почувствовал перелом в ее настроении и вновь поднял глаза. Смирение и виноватость, сквозившие теперь в этом только что пламеневшем взгляде, успокаивали Мадину, отгоняя прочь неясные опасения. - Ладно, не буду больше, - вздохнул он. - Но почему ты говоришь: привык? - Это видно. . - С тобой привыкнешь. . Вон от малейшего прикосновения шарахаешься, как ужаленная. - А ты и не прикасайся. И вообще. . не приходи сюда больше. Не то я вынуждена буду прятаться, избегать тебя. - Тебе не придется прятаться, Мад. В ближайшее время я подведу законную основу под наши встречи. К вам на днях придут. . Я больше не намерен тянуть с этим. - Ты же обещал! - Так и знал, что об этом скажешь. Но пойми, Мад, я никак не могу откладывать, нельзя нам отк- ть. Иб. прошелся взад- вперед, хотя на этой тесной площадке не мог сделать не больше двух коротких шагов, затем спустился на неск. ступенек и остановился, опершись рукой о перила. - Дело в том, что я уже справил все необходимые документы и осталось только ждать вызова. - Вот и поезжай. Тебе же вызов будет, не мне. - Потом я и тя заберу. Сначала осмотрюсь- что да как, чтобы не подвергать тебя непредвиденным трудностям.
- Говоришь так, словно я уже в твоей власти и мое личное желание ничего не решает. - Вовсе нет. Но пойми. . - Ты же знаешь, что я совершенно не желаю куда бы то ни было уезжать. - Но я ведь тебе гарантирую. . - Это одни слова, - перебила она. - Я теперь мало верю в твои обещания. Ты же не сдержал свое слово. - Лицо Мад. стало отчужденным. - Мад, я еще только собираюсь его нарушить, а ты уже смотришь на меня, как на врага. Я могу отказаться от этой поездки. Могу ехать- могу не ехать. Это полностью зависит от тебя. Как скажешь- так и будет. Но в любом случае ты прежде должна войти в мой дом. Я не успокоюсь, пока не добьюсь этого, и готов пойти на любой способ. - Грозишь? - Пойми, я ведь не юноша, я взрослый мужчина, и мне вся эта бесконечная детская канитель, которую ты разводишь. . Не слушай ты меня, дурака, - опомнился он, заметив, как она переменилась в лице. Понял, что незаметно сорвался на разговор, уместный разве что с женщиной, по обыкновению"набивающей цену", но никак не с дев- ой, ведущей себя так в силу своей наивности и естественного, подлинного целомудрия. - Но в том, что я глупею с каждым днем, виновата ты. И если откровенно- я жалею, что пошел у тя на поводу. Но теперь уже ничего с собой поделать не могу, и оч. бы хотел, чтобы все было по- хорошему. - Если действительно хочешь по- хорошему, придется еще немного подождать. - Мад. сделала нетерпеливое движение. - Не спеши, до звонка еще целых 7мин, - взглянув на часы, попросил Иб. - Когда- нибудь ты поймешь, Мад, что есть в жизни вещи гораздо важнее твоей учебы. Жаль, что сейчас ты этого понять не хочешь. Смотри, какой отсюда вид открывается, горы какие. . Он подошел к окну. Мад. остановилась, тоже вглядываясь в серебристые вершины, видневшиеся вдали.
- Как это? . . - в недолгом раздумье потер он лоб и неуверенно начал, умышленно подменяя слова: Вершины цепи снеговой. Светло- лиловою стеной. На чистом небе рисовались. И в час заката одевались. Они румяной пеленой;И между них, прорезав тучи, Стоял, всех выше головой, Казбек, Кавказа царь могучий, В чалме и ризе парчевой. Иб. с наслаждением вслушивался в ее мелодичный нежный голос, проникавший в самое сердце. - Почему- стоял? Он и теперь так же стоит, - тихо сказал он. - Пусть будет так, как он написал. Лучше него все равно никто не скажет. - В голосе Мад. прозвучала глубокая убежденность. Она повеселевшими глазами глядела на горы, а чуть погодя, мечтательно вздохнув, отвернулась от окна. - Ишь, как ты его любишь! Его- то ты оч. любишь. - Разве можно его не любить? - Мад. открыто посмотрела на него, но, наткнувшись на слишком красноречивый пристальный взгляд, опустила глаза, тихо попрощалась и заспешила вверх по лестнице. Несколькими минутами позже она сидела на своем месте и была рада начавшейся лекции, избавившей от в общем- то безобидных шуточек, сыпавшихся на нее со всех сторон. Но лекция опять плохо доходила до ее сознания, ибо она все еще находилась под впечатлением минувшей встречи. Вдруг вспомнив, открыла тетрадь на том месте, где писал Иб, и прочла аккуратно выведенное его мелким убористым почерком: Без вас хочу сказать вам много, При вас я слушать вас хочу;Но молча вы глядите строго, И я в смущении молчу. Что ж делать? . . Речью неискусной. Занять ваш ум мне не дано. . Все это было бы смешно, Когда бы не было так грустно. . Ваш Лермонтов и Я! . . . Еще раз перечитала эти давным- давно знакомые строки, звучавшие теперь совсем по- новому, непонятным образом вызывая радостное волнение. "И ведь ни единой ошибки не допустил. А как начнет вслух читать- обязательно напутает. . Так и норовит все переиначить, переврать", - думала она, машинально обводя последние две буквы жирной ломаной линией в форме рамки и, внезапно осененная озорной мыслью, заулыбалась, нарисовала внушительную стрелку, указывающую на получившуюся рамку, и внизу приписала своим крупным дет. почерком:
Жестокая помещица Мария Долгорукая манипулирует своими дочерьми и мечтает завладеть соседским поместьем Корфов. Ее старшая дочь, Лиза Долгорукая, не забыла своей детской любви к Владимиру Корфу. А княгиня прочит Лизу за ненавистного Забалуева, предводителя уездного дворянства. Покорится ли Лиза материнской воле? За что Долгорукая так ненавидит Корфов? И не Забалуев ли стоит за темными делами, творящимися в уезде?Наташа Репнина влюблена в друга Репнина и Корфа — Андрея Долгорукого, сына самовластной княгини.Андрей разрывается между чувствами к Наташе и влечением к крепостной девушке Татьяне…
Продолжение самого прославленного романа Джейн Остен — от автора «Поющих в терновнике»!Джейн Остен — одна из величайших писателей XIX века, классик английской прозы, чьи произведения по-прежнему любят и критики, и литературоведы, и обычные читатели, и кинематографисты, не устающие их экранизировать.Существует литературная легенда: Остен планировала написать продолжение самого прославленного своего романа, «Гордость и предубеждение», — но ранняя смерть помешала этим планам.Уже в наши дни за это продолжение взялась сама Колин Маккалоу — автор великолепных — «Поющих в терновнике».Возможно, ее версия судьбы и приключений одной из сестер Беннет — решительной суфражистки Мэри — сильно отличается от того, что задумывала сама Остен.Но разве это делает ее роман менее талантливым и увлекательным?
Они встретились в Ницце — венгерский граф, одержимый желанием отомстить злодею, чуть не сделавшему его калекой и похитившему возлюбленную, и юная русская княжна, безнадежно влюбленная в женатого человека. Презрев светские приличия, они решают вместе отправиться в опасное путешествие, преследуя каждый свои цели и не ведая, что от судьбы не убежать. А их судьба — быть вместе.
Она узнала его. Лицо этого человека невозможно забыть. Кьяра поклялась, что отомстит за сестру. Негодяй получит свое. Вот только… Сердце подсказывает, что душа его чиста. А сердце никогда ее не обманывало…
В библиотеке Кембриджского университета историк Клер Донован находит старинный дневник с шифрованными записями. Ей удается подобрать ключ к шифру, и она узнает, что дневник принадлежал женщине-врачу Анне Девлин, которая лечила придворных английского короля Карла Второго в тот самый период, когда в Лондоне произошла серия загадочных убийств. Жестокий убийца, имя которого так и осталось неизвестным, вырезал на телах жертв непонятные символы. Клер загорается идеей расшифровать дневник и раскрыть загадку давно забытых преступлений…Впервые на русском языке! От автора бестселлера «Письмо Россетти».
Горем и бедой обернулось Марине Мнишек восхождение на русский престол. Ее прекрасный супруг Димитрий, который ради ее прекрасных глаз готов был покорить и бросить к ее ногам огромную страну, убит дикими московитами как злодей и самозванец. Теми самыми, которые только что клялись ему в верности и преданности… Что ждет теперь новую русскую царицу, которая венчалась на царство даже раньше своего мужа? Кто она — бедная гонимая самозванка? Или все-таки царица, которой не хватает лишь престола и… любви?..Ранее роман «Пани царица» выходил под названием «Престол для прекрасной самозванки».