Мадемуазель де Марсан - [8]

Шрифт
Интервал

— Если вы не изменили своих намерений, — сказал он, — и если вас и в самом деле ничто не удерживает в Венеции, где ваша жизнь и свобода находятся под угрозою, то мы с вами вскоре увидимся. Вы найдете меня ровно через два месяца в Кодроипо.[14] Наша встреча произойдет в день святой Гонорины, в приходской церкви, в приделе, который посвящен этой святой, сразу же после того, как священник прочитает благословение к ранней обедне.

— Чтобы собраться, мне нужно двадцать четыре часа, уехать же отсюда — именно то, чего я страстно желаю, — сказал я в ответ, — и поскольку эти два месяца я могу использовать по своему усмотрению, даю вам слово, что вы найдете меня в назначенном вами месте в назначенный день и час, готового выслушать ваши дальнейшие распоряжения, и одна только смерть сможет помешать мне сдержать это обещание.

— И я также могу умереть, — сказал почти весело Марио, — но это обстоятельство не освобождает нас от принятых на себя обязательств. Возьмите эту половинку ореховой веточки, переломленной мной на собрании «vendita», и следуйте за лицом, кто бы это ни оказался и куда бы вас ни повел, которое предъявит вам вторую ее половинку.

Проговорив это, он обнял меня. Я сошел на площадку перед гостиницей, и гондола скользнула по каналу, как летучая мышь.

Свет, проникавший из окон моей комнаты, возвестил мне о том, что кто-то меня ожидает. Я поспешно взбежал по лестнице и, найдя у себя г-на де Марсан, испытал удивление, не уступавшее по своей силе ни одному из самых неожиданных переживаний минувшего дня. Я удивился этому гостю не потому, что посещения в столь поздний час были в Венеции такими уж необычными, а потому, что не видел причины, ради которой человек его возраста и его положения пришел бы ко мне с подобным визитом.

— Садись, — сказал он, пока я пытался пролепетать несколько слов, — и будь добр ответить на мои вопросы спокойно, неторопливо и рассудительно. Мое появление у тебя, Максим, должно подсказать тебе, что мне необходимо твое внимание. Если ты ценишь мое дружеское расположение, то и я, полагаю, могу рассчитывать на твою искренность. Я думал, что ты занят или в отъезде, потому что имею обыкновение безоговорочно верить твоим словам, а между тем мне стало известно, что ты не выезжал из Венеции. Объясни же, ничего не скрывая, что именно отдалило тебя от моего дома?

Я почувствовал себя крайне смущенным и, опустив голову на руки, ничего не ответил.

— А не боишься ли ты, — продолжал г-н де Марсан, — что я невыгодно для тебя истолкую твое молчание? От друзей скрывают лишь постыдные тайны.

Я содрогнулся.

— Нет, нет, — воскликнул я в сильном волнении, — ничто постыдное не осквернило мне сердца, но помимо стыдливости, порождаемой добродетелью, есть и другая стыдливость, и моей гордости стоило бы мучительного усилия признаться в безрассудных и дерзких грезах, которые я таил ото всех и желал бы утаить даже от самого себя. Тем не менее, раз вы этого требуете, — продолжал я, не поднимая на него глаз, — будьте же снисходительны к иллюзиям сумасшедшего! Я полюбил Диану!

— Диана достаточно хороша, чтобы быть любимой, и нет такой женщины, любовь к которой могла бы быть для тебя запретной. Твоя единственная ошибка, Максим, состоит в том, что ты пытался возбудить в ее сердце участие к своей страсти, не предупредив меня о своих намерениях. Мои отцовские чувства к тебе заслуживают, право, большего доверия, и я, кажется, сделал достаточно, чтобы стать достойным его. Неужели ты думаешь, что я не постарался уничтожить преграду, разделявшую нас в глазах общества?

Едва он произнес начальные слова этой фразы, как мужество возвратилось ко мне, и я впервые осмелился поднять взгляд на г-на де Марсан.

— Возбудить в ее сердце участие к моей страсти, не предупредив вас заранее о своих намерениях! Ах, я мог бы поступить таким образом с девушкой, на которую свет смотрел бы как на равную мне, с женщиной, которая была бы рождена для меня и соединила бы свою руку с моею на радость родителям! Но я далек от мысли взволновать сердце, способное отклонить мое чувство из-за светских приличий или сословной гордости! Никогда я не беспокоил Диану изъявлением своих чувств, признаниями или вздохами, и если она жалуется на то, что моя любовь для нее стеснительна, то лишь потому, что сама догадалась о ней. По правде говоря, это сделать было, очевидно, нетрудно.

— Ты ни разу ей не сказал о своей любви, ты не знаешь, любит ли она, и тебя ли она любит? О, если б она любила тебя! Но послушай, что я скажу, ибо теперь мой черед отплатить тебе искренностью за искренность. И я так же, как ты, скажу все. Погоди! Не возражай, я твердо уверен в том, что говорю! Диана — единственное мое дитя, и я люблю ее, как любят единственное дитя, со всем обожанием, какое только может вместиться в человеческом сердце, хотя ее благородный и доброжелательный, но замкнутый и суровый характер лишает меня упоительных радостей, составляющих счастье отцов.

Вся моя жизнь с момента ее рождения прошла в непрерывных мечтах о том, чтобы обеспечить ей почетное положение в обществе, и несмотря на скромность моего состояния и временное унижение унаследованного от предков достоинства, руки ее домогались люди, которые могли бы оказать честь наиболее знатным семьям Италии. Всех их Диана, однако, отвергла. Самые блестящие качества, самые очевидные добродетели, самое нежное постоянство не смогли побороть упорство ее неодолимого своенравия, недоступного моему пониманию и обрекающего меня печально следить за тем, как угасают упования моей старости.


Еще от автора Шарль Нодье
Адель

После 18 брюмера молодой дворянин-роялист смог вернуться из эмиграции в родной замок. Возобновляя знакомство с соседями, он повстречал Адель — бедную сироту, воспитанную из милости…


Фея Хлебных Крошек

Повесть французского романтика Шарля Нодье (1780–1844) «Фея Хлебных Крошек» (1832) – одно из самых оригинальных и совершенных произведений этого разностороннего писателя – романиста, сказочника, библиофила. В основу повести положена история простодушного и благородного плотника Мишеля, который с честью выходит из всех испытаний и хранит верность уродливой, но мудрой карлице по прозвищу Фея Хлебных Крошек, оказавшейся не кем иным, как легендарной царицей Савской – красавицей Билкис. Библейские предания, масонские легенды, фольклорные и литературные сказки, фантастика в духе Гофмана, сатира на безграмотных чиновников и пародия на наукообразные изыскания псевдоученых – все это присутствует в повести и создает ее неповторимое очарование.


Изгнанники

Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная.Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.Первый роман Ш. Нодье «Стелла, или Изгнанники» рассказывает о французском эмигранте, нашедшем любовь в хижине отшельника.


Трильби

Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная.Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.«Все вы… слыхали о „дроу“, населяющих Шетлендские острова, и об эльфах или домовых Шотландии, и все вы знаете, что вряд ли в этих странах найдется хоть один деревенский домик, среди обитателей которого не было бы своего домашнего духа.


Жан Сбогар

Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная. Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.В романе «Жан Сбогар, история таинственного иллирийского бандита», словно в фокусе, сосредоточено все то новое в литературе, что так пленяло читателя 1820-х годов в произведениях романтиков.


Infernaliana или Анекдоты, маленькие повести, рассказы и сказки о блуждающих мертвецах, призраках, демонах и вампирах

Шарль Нодье (1780–1844), французский писатель, драматург, библиофил, библиотекарь Арсенала, внес громадный вклад в развитие романтической и в частности готической словесности, волшебной и «страшной» сказки, вампирической новеллы и в целом литературы фантастики и ужаса. Впервые на русском языке — сборник Ш. Нодье «Инферналиана» (1822), который сам автор назвал собранием «анекдотов, маленьких повестей, рассказов и сказок о блуждающих мертвецах, призраках, демонах и вампирах».


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Любовь и чародейство

Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная. Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.«…За несколько часов я совершил чудеса изобретательности и героизма, мало в чем уступающие подвигам Геракла: во-первых, я выучил наизусть кабалистическое заклинание, не опустив из него ни единого слова, ни единой буквы, ни единого сэфирота;…в-четвертых, я продался дьяволу, и это, вероятно, единственное объяснение того, что мне удалось выполнить столько чудес».