Мадам танцует босая - [33]

На одном из берегов Москвы-реки, недалеко от деревни Фили, где до сих пор стояла изба, в которой Кутузов собирал военный совет, так вот, на берегу реки начали строить квартал небоскребов, наподобие тех, что уже сорок лет украшали город Нью-Йорк. Небоскребы имели самые причудливые формы, в которых Ленни видела отголоски своих фантазий, и ей нравилось наблюдать их рост и фиксировать его на пленку. Таких, как говорил Эйсбар, «точек» в Москве было великое множество. Город обрастал кубами, треугольниками, ромбами. Взять хотя бы новый дом архитектора Мельникова, утыканный окнами, как сотами. Или спираль татлинской башни. Впрочем, не только прямые и острые углы тревожили Ленни. Зоопарк, где звери, будто чувствуя присутствие Ленни и ее третьего глаза, являли зрителям самые уморительные или омерзительные повадки и морды. Уютные московские дворики, принимающие на снимках Ленни вид ловушек. Или изгибы реки, схваченные камерой сверху, с крутого откоса Тайницкого сада так, что казались кольцами гигантской змеи. Причудливое лицо, выхваченное Ленни из толпы. Она забиралась в самые узкие темные щели и на самые высокие ветреные столичные взгорья. Москва предоставляла Ленни величие свободного пространства и душную мелочность человеческой жизнедеятельности. И то, и другое привлекало ее одинаково.

Снимки свои Ленни Эйсбару не показывала, как будто хранила от его ревностного глаза самое сокровенное.

За эти полтора года между Ленни и Эйсбаром действительно не случилось ничего, что Лизхен, чьи отношения с мужчинами всегда были кристально прозрачны и однозначны, могла классифицировать как «любовь». Эйсбар, человек жесткий в делах и отнюдь не церемонный с женщинами, смотрел на Ленни, как на забавную зверушку. Однако если бы какой-нибудь последователь Фрейда уложил его к себе на кушетку, то быстро бы выяснил, что Эйсбар ежеминутно соблазняет ее. Соблазняет талантом, творчеством, идеями, придумками, своей непохожестью на других, крупностью натуры, размашистыми суждениями, смелыми взглядами на художество и жизнь, умением создавать на пленке иную реальность, подсознательно чувствуя, что именно этим — и только этим! — ее возможно соблазнить. И Ленни, сама не замечая того, соблазнялась.

Кстати, Эйсбар знал, что никакого романа у Ленни ни с кем нет. А Ленни не знала, приходят ли женщины в его студию на Малой Якиманке. Даже не задумывалась над этим. Как многие девушки, еще не знавшие физической любви, она довольствовалась тем, что имела. И только расспросы Лизхен смутили ее покой.

В тот вечер Эйсбар к ужину не пришел. Жоринька тоже домой не вернулся — протелефонировал со студии, сказал, что задерживается на съемках. С ним часто такое случалось. Ленни и Лизхен повалялись еще немножко на диване, потом поужинали вдвоем, выпили вина, разложили пару пасьянсов и разошлись по своим комнатам.

И вот Ленни сидит перед зеркалом и смотрит на свое отражение. «Какая я? — спрашивает она себя. — Какая? Как странно, что люди никогда не знают о себе, какие они на самом деле. Интересно, я красивая? Умная? Милая? Вот все говорят: „Милая Ленни! Милая Ленни!“ А может, я вовсе не милая? Может, это просто фигура речи? — Ленни встряхивает короткостриженой головкой. — Даже прическу из-за этой дурацкой стрижки изменить не могу! Надо отрастить волосы, как у Лизхен, и зачесывать наверх. Это очень женственно. Да, но на кой черт мне длинные волосы? Будут всюду лезть да путаться. А он считает меня красивой? Люди так по-разному смотрят друг на друга. Вот Лизхен считает, что Жоринька красавец, а по мне — так болванка для шляпы и больше ничего. А Эйсбар, он красивый? Он мне нравится?»

Она начинает мысленно перебирать достоинства и недостатки Эйсбара. Он высокий. Для мужчины это хорошо, впрочем, неизвестно, так ли уж хорошо. Ведь Ленни, даже подпрыгнув, не достает ему до плеча. У него красивые волосы — черная густая шевелюра. Впрочем, неизвестно, насколько они красивы, ведь он вечно лохматит их рукой и редко стрижется. Черты лица правильные и в своей правильности несколько однообразные. Спасает то, что они по-мужски крупные, резкие. Фигурой похож на медведя — слегка косолапит, грузноват, но не толст, скорее излишне неуклюж, что не мешает ему при необходимости быть подвижным и быстрым. Ленни решает, что Эйсбар красив. Потом передумывает и видит, что не очень. Потом она уже уверена, что вовсе некрасив, берет карандашик и рисует себе на щеке улыбающееся солнышко с двенадцатью лучиками. Вместе с солнышком она ложится в постель и засыпает. Через полчаса ее будит горничная.

— Барышня! Барышня! Да проснитесь же! Там Сергей Борисыч телефонируют. Говорят, что срочно.

Ворча и позевывая, Ленни плетется в прихожую к телефонному аппарату.

— Милая Ленни, — слышит она в трубке низкий голос Эйсбара и решает, что голос ничего себе, неплох. — Не планируйте ничего на завтра. Едем снимать запуск дирижабля.

— Он же упал недавно, — бормочет Ленни спросонья.

Эйсбар смеется.

— Вы опять все перепутали! Это другой упал. И не у нас, а в Германии. А наш живехонек и готовится курсировать между Москвой и Петербургом. Завтра пробный запуск. Я заеду за вами в десять. Спокойной ночи.