Мадам Мидас - [6]

Без сомнения, в Балларате в те дни проживало немало этих драгоценных образчиков старины, прячущихся по темным уголкам, но особой известностью среди них пользовался один – его знали не только в Золотом Городе[6], но и по всей Виктории. Звали его Сливерс – «просто Сливерс», как он сам себя называл, – и, с фактической точки зрения, он говорил чистую правду. Никто не знал его христианского имени; он называл себя Сливерс, поэтому так же звали его и остальные, не добавляя даже «эсквайр» или «мистер» – ни обращения, ни дополнения, которые могли бы добавить этому имени достоинства.

Сливерс был так же хорошо известен на Стурт-стрит и в «На углу», как и городские часы, и его язык весьма напоминал этот хронометр, поскольку никогда не останавливался. Он был очень ранним первопоселенцем. Вообще-то, настолько поразительно ранним, что имелись сведения о том, что когда первые белые люди явились в Балларат, они обнаружили, что Сливерс уже поселился там и наладил дружеские отношения с местными черными. Столь дружеских отношений он добился с помощью шуток по поводу утраты своей ноги, руки и глаза – все эти части тела отсутствовали с правой стороны, вследствие чего внешность его стала порядком односторонней. Но то, что осталось от Сливерса, обладало повышенной живучестью, и казалось весьма правдоподобным, что даже в таком ущербном состоянии он протянет еще два десятка лет!

Народ Балларата любил указывать на него как на пример воздействия здорового климата, но это было скорее плодом воображения, потому что Сливерс относился к тем раздражающим индивидуумам, которые, даже проживая в болоте или пустыне, все равно имеют отличное пищеварение и могучие легкие.

Сливерс слыл богачом; истории, похожие на сказки «Тысячи и одной ночи», повествовали о его якобы несметных богатствах. Но никто и никогда точно не знал, сколько же у него денег, а поскольку Сливерс никогда не сообщал подобной информации, никто и никогда этого и не узнал.

Этот невысокий, морщинистый человечек обычно носил костюм, который был ему велик, и злоязычные сплетники утверждали, что в нем он гремит, как сухая горошина в стручке. Бахрома белых волос окаймляла нижнюю часть его желтого маленького черепа, вводя людей в заблуждение: Сливерс в шляпе выглядел лет на шестьдесят, но стоило ему обнажить голову, и лысина немедленно добавляла ему еще лет десять. Один его глаз был блестящим и зорким, сероватого цвета, а отсутствие второго скрывала грязная черная заплата, придававшая Сливерсу зловещий вид. Он был всегда чисто выбрит, не имел зубов, но губы его сжимали черенок длинной трубки на удивление упорно и цепко. Сливерс был агентом горного дела и, зная все о стране и о сложности горных разработок, считался одним из умнейших дельцов в Балларате.

Офис Сливерса находился на Стурт-стрит в грязном, полуразрушенном коттедже, втиснутом между двумя красивыми современными зданиями. Этот пережиток прежнего Балларата уцелел, несмотря на наступление новых домов и богато разукрашенных террас. Сливерсу предлагали деньги за его шаткую маленькую лачугу, но он отказался ее продать, утверждая, что этот дом подходит ему точно так же, как улитке подходит ее раковина.

Поэтому коттедж продолжал стоять: выцветшая шиферная крыша, поросшая мхом, старинное маленькое крыльцо, и на каждой стороне дома – по два окна со множеством стеклышек в мелких переплетах рам.

Над крыльцом висела вывеска – Сливерс сделал ее в стародавние годы, и по ней это было заметно – гласившая: «Сливерс, агент горного дела». Дверь не закрывалась – что-то в ней заело, поэтому она всегда была гостеприимно приоткрыта. Войдя в эту дверь, незнакомец оказывался в темном коридоре с низким потолком. В конце коридора имелась еще одна дверь, ведущая в кухню. Справа находился вход в спальню, а четвертая дверь, слева, вела в офис, где Сливерс и проводил большую часть времени, когда бывал дома.

Обычно он торчал в офисе почти весь день, занимаясь делами. Маленький стол Сливерса был завален бумагами, каминная доска – образцами кварца, на каждом из которых имелся ярлычок с указанием места, где именно добыли образец. Чернила в грязной чернильнице загустели, перья ручек заржавели, но, несмотря на все эти неудобства, Сливерс ухитрялся преуспевать и делать деньги. Обычно он распределял рабочих по окрестным рудникам, и всякий раз, когда управляющему требовались люди или когда появлялись новички, нуждавшиеся в работе, они отправлялись к Сливерсу в уверенности, что для них что-нибудь да найдется.

Вот почему в его офисе почти всегда толкался народ: деловые люди, случайные знакомые, заглянувшие сюда, чтобы выпить (Сливерс никогда не скупился на виски), или те, кто старался вытянуть из старика новости о каком-нибудь новом руднике (такого еще никому не удавалось).

Когда же в офисе было пусто, Сливерс разбирал бумаги на столе, попивая виски и разговаривая с Билли.

Билли был почти так же широко известен в Балларате, как и Сливерс; почти так же стар и по-своему так же болтлив. То был один из больших белых желтохохлых какаду, которые проводят время в неволе, как рабы на галере, прикованные цепочкой за одну ногу.