Мадам Мидас - [36]

Пьер поднял глаза и провел ладонью по горлу.

– Необязательно, – холодно ответил Гастон. – Я знаю твой образ мыслей: мертвый не выдаст, – но ты ошибаешься. Мертвые выдают, и убивать его опасно. Нет, если мы его ошеломим, то сможем скрыться с самородком, а потом добраться до Мельбурна и втихую избавиться от добычи. Что касается Мадам Мидас, то если муж оставит ее в живых – что, по-моему, маловероятно, – я придумаю объяснение, почему мы покинули рудник. А теперь я собираюсь в дом мистера Марчёрста. Ты можешь встретиться со мной на вершине холма в восемь часов. Мадам Мидас, наверное, двинется в путь в полдевятого или в девять, поэтому у нас будет масса времени, чтобы посмотреть, что там собирается предпринять мистер Вилльерс.

Они оба встали. Ванделуп надел шляпу и, подойдя к зеркалу, поправил галстук так хладнокровно и небрежно, будто всего лишь планировал детали пикника, а не возможное преступление. Восхищенно глядя на свое отражение в зеркале, он заметил цветы, полученные от мисс Твексби, и, вынув их из петлицы, повернулся к Пьеру, который наблюдал за ним со своим обычным угрюмым видом.

– Видишь их? – спросил Гастон, прикоснувшись к белым цветкам зажатой между пальцами сигаретой.

Пьер дал понять, что видит.

– Из таких вот цветочков, друг мой, – сказал Ванделуп, цинично созерцая их, – я могу приготовить яд столь же смертельный, как и любой из ядов Цезаря Борджиа. Это – мощный наркотик, практически не оставляющий следов. Я когда-то был студентом-медиком, знаешь ли, – продолжал он, словно ведя мирную беседу, – и много изучал токсикологию. Сок этого растения, – француз дотронулся до белого цветка, – сослужил мне хорошую службу, хотя и стал причиной моей ссылки в Новую Каледонию…

Ванделуп воткнул цветок обратно в петлицу и пожал плечами.

– Что ж, никогда не помешает иметь такое средство под рукой. Я и не знал, друг мой, что смогу раздобыть это растение здесь. Но теперь, когда оно у меня есть, я приготовлю немного яда – он всегда пригодится на случай непредвиденных обстоятельств.

Пьер не сводил с молодого человека глаз. Потом, сунув руку за спину, вытащил из-за пояса брюк длинный, острый, ужасный с виду нож, для безопасности вложенный в кожаные ножны, выхватил клинок, провел большим пальцем по острому лезвию и протянул нож Ванделупу.

Тот с циничной улыбкой покачал головой и сказал, снова прикоснувшись к изящному букетику цветов:

– Я вижу, ты в них не веришь.

Пьер вложил нож обратно в ножны и вернул его в потайное место.

– Боюсь, ты мыслишь слишком примитивно и веришь только в добрый старый стиль кровопролития. Уверяю, это большая ошибка! Яд действует гораздо артистичнее и аккуратнее ножа, и, по-моему, с ним куда меньше риска. Видишь ли, мой Пьер, – Ванделуп лениво наблюдал за голубыми струйками сигаретного дыма, вьющимися вокруг его головы, – преступление должно развиваться вместе с развитием цивилизации. И поскольку со времен эпохи Каина и Авеля мы самым восхитительным образом отшлифовали искусство убийства… Мы явно становимся все более цивилизованными!

Он добродушно положил тонкую белую руку на плечо немого.

– А теперь, друг мой, ты должен немного отдохнуть. Не сомневаюсь – если мистер Вилльерс не откажется от своих намерений, сегодня вечером тебе понадобится вся твоя сила. – Гастон пожал плечами. – Конечно, если Вилльерс не преуспеет в том, чтобы забрать самородок, мы просто зря потратим время и… – Он с веселой улыбкой прикоснулся к цветам. – Тогда я проверю, что смогу сделать в артистической манере!

Пьер снова лег на кровать, повернулся лицом к стене и тут же крепко уснул. А мистер Ванделуп, мурлыкая веселый мотивчик, бодро вышел из комнаты и направился в бар, где спросил у мисс Твексби еще одну выпивку.

– На этот раз бренди с содовой, пожалуйста, – сказал Гастон, лениво зажигая еще одну сигарету, – жара так расслабляет, а мне еще придется пешком подниматься на Черный Холм… Между прочим, мадемуазель, – добавил он, когда девица открыла бутылку содовой, – поскольку в комнате моего друга я видел две кровати, я останусь тут на ночь.

– Вы должны взять комнату получше, – решительно заявила Марта, протягивая ему бренди с содовой.

– Вы слишком добры, – невозмутимо сказал Ванделуп, принимая у нее бокал. – Но я предпочитаю остаться со своим молчаливым другом. Он был одним из моряков на корабле, на котором я потерпел кораблекрушение – без сомнения, вы слышали об этом, – и смотрит на меня как на некоего кумира.

Мисс Твексби полагала, что знает об упомянутом кораблекрушении все, и считала, что со стороны молодого джентльмена просто прекрасно снисходить до дружбы с обычным моряком.

Гастон принял ее восхваления с вежливой улыбкой, потом поставил пустой стакан и приготовился уйти.

– Мадемуазель, – сказал он, прикоснувшись к цветам, – вы видите, я все еще их ношу… Они будут напоминать мне о вас.

И, приподняв шляпу, он ленивой походкой покинул отель и направился в сторону Черного Холма.

Мисс Твексби подбежала к двери, прикрыла глаза от слепящего блеска солнца и стала смотреть, как француз шагает по улице – высокий, стройный и красивый.

«Он такой милый, – сказала она себе, вернувшись в бар. – Но у него такие злые глаза! Сомневаюсь, что он хороший молодой человек».